Настя Чацкая - Эхо (Сегодня они выживут) [СИ]

Они похожи на двух идиотов, смотрящих в разные стороны, с сигаретой между ними.

Проходит всего пару секунд, и Дэрил чувствует осторожное прикосновение руки, чувствует, как сигарета исчезает из пальцев. Он тянется за зажигалкой в карман. Это всё немного глупо и немного странно. Он ощущает себя, как предатель — только непонятно, перед кем. Серьёзно, он выкурил первую папиросу в одиннадцать, а Карл уже совершеннолетний.

— Затягиваешься, вдыхаешь в себя воздух, — говорит он перевёрнутому чайному столику, на который только что поставил ногу в тяжёлом ботинке. — Потом выдыхаешь. И я этого не видел.

— Ладно, — голос у Карла негромкий, Дэрил может поклясться, что тот уже сунул сигарету в рот. — Не парься, Дэрил, я никому не расскажу.

— Смешно.

Пацан слегка шепелявит.

Дэрил старается не усмехаться, когда представляет себе Карла с сигаретой в зубах. Он на сто процентов уверен в исходе всей этой затеи, но всё равно протягивает ему зажигалку.

Щелчок.

Почти тут же обоняния касается лёгкий запах дыма.

Ещё через несколько секунд — сдавленный кашель и еле слышное ругательство сквозь зубы. Дэрил не сдерживает ухмылку, устраивается поудобнее, снова откидываясь на высокую спинку, и перекатывает голову набок. Прищуренный взгляд следит за тем, как Карл старается не морщиться и не подать виду, что въедливый дым обжигает слизистую. Дэрил смотрит на тёмные блестящие волосы, прислушивается к глухому стуку капель за окном, молча наблюдает за тем, как губы Карла обхватывают фильтр.

Курит.

Курит, засранец.

Лоб наморщен, когда поворачивает голову и смотрит в самую душу своими серыми глазищами, слегка покрасневшими от дыма. Дэрил не отворачивается. Карл стряхивает пепел на пол, подносит сигарету к губам и затягивается. Ещё и ещё. Зрачки слегка расширены, расползлись по радужке, словно кто-то ослабил на них тугие ремни.

… - Я бросил, вообще-то.

Рик смотрит перед собой. В его руках тлеет Лаки Страйк. В закатном солнце кажется, что волосы практически не разукрашены сединой.

— М-м, — отвечает Дэрил, выпуская в яркое оранжевое небо тонкую струю дыма.

Он никогда не говорит Рику ничего лишнего. Ничего, что могло бы заставить его отвечать или оправдываться. Поэтому Рик находит его на северной башне тюрьмы сразу после ужина. Поэтому присаживается рядом и молча берёт сигарету. Поэтому он говорит с ним.

— Ещё перед тем, как Карл родился. Лори… она была против. Знаешь, она была немного помешана на правильном питании и всей этой очень здоровой ерунде. Мы заказали лучшие фильтры для воды, и, по-моему, за всё время ни разу ими не… она сказала…

Он сглатывает, его плечи ссутулены. Лаки Страйк тлеет в его руках. Дэрил смотрит на заходящий небесный шар и отказывается замечать это чувство внутри. Здесь ему места нет.

— В общем, иногда накатывает, и… спасибо. Я бы не справился без тебя.

— Это просто сигарета.

Рик поворачивает голову и смотрит так, как умеет смотреть только он. У него по лицу рассыпаны мелкие морщины. У него по лицу рассыпаны крохи старости, согретой вечерним солнцем. Чувство внутри становится сильнее.

Дэрил отводит взгляд.

— Не за что.

Рик хлопает его по плечу и поднимается на ноги…

— У меня получается? — Карл довольно улыбается, глядя в глаза.

От него пахнет Лаки Страйком.

Дэрил чувствует, как застывают мышцы лица. Он протягивает руку и забирает из прохладных пальцев сигарету.

— Хватит, давай её сюда.

— Да там ещё половина!

— Обойдёшься, — бормочет тот и затягивается от слегка примятого фильтра.

Карл затыкается моментально, глядя, как Дэрил приканчивает бычок за несколько крепких тяг. Бросает его в угол к своему. Хлопает по коленям и поднимается на ноги. Карл всё это время смотрит на него. Как Дэрил поводит плечами, берёт арбалет. Как идёт через комнату, переступая через разбитый сервиз.

— Пошли. Скоро стемнеет.

Ну, вот.

Опять ты залип на закатывающееся в море ржи солнце.

Взгляд прищуренный, как и всегда. Волосы падают на глаза.

Руки напряжены, упёрся ладонями в столешницу. Тебе насрать на то, что шипящие брызги со сковороды летят на твои запястья? Насрать ведь, я же вижу. Я так давно изучил тебя. Я очень давно тебя знаю. Ты мог бы удивиться, если бы тебя это хотя бы немного трогало.

Если бы хоть какая-то сила на свете могла отвлечь тебя от созерцания заката.

Мне остаётся только жарить долбанные яйца нам на ужин, резать зелень на разделочной доске, и смотреть на тебя со своего далёкого-далёкого острова под названием «реальное время». Это мой счастливый час, ведь ты вынырнешь из своего транса, как только исчезнет последний солнечный луч. У меня есть ещё минут восемь.

Считаешь, что я не знаю, да?

Считаешь, я понятия не имею, о чём ты думаешь.

Считаешь меня ничего не понимающим слепым идиотом. В группе были ребята, которые ничего не замечали, но он — мой отец, Дэрил. Это смешно — не заметить такое.

Это было слишком огромным в твоих глазах, вечно скрытых под пылью, волосами, испариной. Это осталось слишком огромным в твоих глазах. Он умер, а ты всё ещё смотришь на закатывающееся солнце так, словно он жив.

Я же видел. Я же всё видел.

Как ты вглядывался в него при любом удобном случае. Как прикасался к нему. Да, ты постоянно трогал Рика, ты знаешь об этом? Касался рукава, спины, бока. Толчок локтем, ухмылка, взгляд. Ты касался его взглядом каждую секунду, как будто он был твоим магнитом. Я никогда прежде не видел, чтобы мама смотрела на Рика так, как ты — в её взгляде почему-то было слишком много вины. Я никогда раньше не знал, что можно так смотреть.

Он был для тебя всем. Больше, чем другом или лидером. Больше, чем братом, намного больше. Он перекрыл твой доступ к кислороду. Он убивал тебя, и продолжает теперь, правда? Я знаю, что правда. Я знаю, как ты смотришь на меня. Не специально, совсем нет. Специально ты только отводишь взгляд. Я чувствую каждый раз, и от этого у меня мурашки по спине, ненавижу их. Ненавижу эти мурашки.

Солнце садится, яичница опять слегка подгорела.

Ты всё равно съешь её. Я, честно говоря, не уверен, что ты ощущаешь вкус еды. Я так хорошо изучил тебя, клянусь, я никого в жизни не знал лучше. Я себя не знаю так, как знаю тебя. И это тоже ненавижу.

Я подавлюсь тобой, как громадной костью. А ты даже не заметишь. Потому что — не знаю, существовал ли для тебя когда-нибудь такой человек, как Карл Граймс. У тебя в сознании только один Граймс, не так ли?

Глаза говорят — так. Если бы ты видел себя сейчас. Если бы я умел, нарисовал бы тебя, чтобы, взглянув на эту картину, люди умирали от боли или разорвавшегося сердца. Только вот почему ты всё ещё жив? Как ты живёшь с этим? Откуда в тебе силы быть огромной непробиваемой стеной передо мной, и, ради бога, Дэрил. Кого ты защищаешь? Меня или его?