Жан Рэ - Круги ужаса [Новеллы]

Шилоклювка — красивая голенастая птица с вздернутым клювом, похожим на курносый нос парижского мальчишки на побегушках. Она худощава и подозрительна, а потому оставляет сушу и наносы заносчивым крохалям и задиристым ржанкам. И держится на дальних отмелях, зная, что недостижима для облака свинца.

Птицы заметили человека и подняли крик, удивленные подобной наглостью.

Они находились на границе твердой земли, но тут же мелкими боковыми прыжками сместились на обманчивый ковер водного мха и притопленных камышей.

Вейбридж обошел птиц, потом, пробуя почву кончиком тростинки, продолжил путь по Фенну.

На первый взгляд окружающий мир выглядел умиротворяющим: языки твердой и сухой земли остриями уходили в болото; они без труда выдерживали его вес, а следы ног не заполнялись водой. Иллюзия игры в классики рассеялась, но память о ней сохранилась. Его преследовал стойкий образ — в этой призрачной партии он стал главной ставкой, помещенной в самый центр игральной доски.

Окружение воспринималось, как необычная смесь спокойствия и яростного завершения северной бури, когда друг друга сменяют то полное затишье, то внезапные порывы ветра. Вдали над водными просветами рассыпалась черная туча чибисов, иногда до Вейбриджа доносился приглушенный крик пеганок.

Обернувшись назад, увидел, что обрыв дальше, чем он полагал, и сердце сжалось от невероятно враждебного безлюдия, в котором охотник был главным действующим лицом.

Миражи приближали горизонт. Там, где человеку казалось, что он видит море, мерцала молочная белизна откоса; заросли тростника на юге растворились, превратившись в продолговатые островки мертвых водорослей. Он вздрогнул, попав под очарование озерной магии, но мало-помалу его охватил ужас от вида бесконечных водных просторов.

К близкому центральному островку вела дорожка охряного песка. Этот скалистый нарост показался человеку безопасным и спасительным убежищем.

Взобравшись на вершину, он окажется над враждебной землей, зная путь отхода к суше — тайна Фенна открылась ему. В болоте расстояния обманчивы. Вейбридж прошагал по песчаной полоске еще полмили, но так и не приблизился к цели.

Тампест снова шествовал рядом, и ничто в его поведении не выдавало привычного веселья. Изредка задумчивый взгляд собаки останавливался на хозяине. Вдруг пес замер, принюхался к ветру и застонал, его хвост яростно колотил по дрожащим бокам.

— Тамп, — обратился к псу хозяин, — что случилось?..

Пойнтер растерялся, на холке дыбом встала шерсть.

— Боишься? — удивился Вейбридж.

Со стороны водяной равнины послышался шум.

Необычные звуки в сопровождении эха — резкий шелест рвущейся бумаги и пронзительный визг напильника, терзающего железо.

Охотник не припоминал ничего похожего, но решил, что так ревут хищники, вспугивая добычу.

— Тамп… — начал Вейбридж и ощутил болезненный укол в сердце. Пойнтера рядом не было.

Охотник развернулся и тоскливо вздохнул. Вдали, там, где кончалась песчаная дорожка, к горизонту уносилось белое пятно с рыжими пятнами… Тампест дезертировал, Тампест предал…

— Я остался один, — пробормотал Вейбридж, — если Тампест сбежал, опасность, несомненно, велика.

Что-то забилось между водой и небом, бросив тень на холм.

Охотник заметил двойное лезвие мощных крыл, похожих на изувеченную руку, терзающую воздух, уши его зазвенели от визга несмазанных дверных петель.

Вулкх.

Он выстрелил — один раз, второй, третий.

Воздушное чудовище развернулось на крыле, хаотически вращаясь, рухнуло в болото и сразу ушло под воду.

— Есть! — завопил Вейбридж, бросаясь вперед. — Есть!

В двадцати шагах от него всплыла громадная туша, похожая на сдувающийся воздушный шар.

Охотника охватила неимоверная радость.

Он одной рукой ухватил воздушное чудовище за левую лапу, а второй — за правую. Ощутил два рывка — неведомая сила тянула его в глубины. Уровень болота внезапно поднялся, холм подпрыгнул в небо. Вейбридж вдруг ощутил свою незначительность. Он потерял в росте — колени опустились на уровень тропы. И понял, что попал в смертоносные объятия зыбучих песков, а короткий триумф стал завершением его человеческой судьбы.

Когда песок накрыл плечи охотника, он уже ничего не видел и не слышал.

Те, кто думает, что жертва медленно погружается вглубь, вспоминают о литературной выдумке. Но проза лжет. Агония заканчивается до того, как пески закроют глаза.

Как только в роковые тиски попадает грудь, человеческая душа отлетает прочь.

Глаза Вейбриджа в отчаянии вглядывались в зыбкий перламутр тумана, хотя он уже почти ослеп. В это мгновение в двух милях от него на южном роге появился человек и принялся неспешно устанавливать мощную подзорную трубу.

— Кончено, — пробормотал он, глядя в точку, где его слабые глаза различали только подвижные тени. Уселся на покрытый травой холмик, достал из коробочки несколько пастилок и принялся их лениво жевать. Потом усталым жестом снял с головы широкополый боливар, обнажив странный грушевидный череп, покрытый жесткой рыжей щетиной.

— Прекрасная работа, красавчик, — хмыкнул он, — мистер Вейбридж медленно опускается к центру земли, где присоединится к жеманной красотке и прочим, клюнувшим на живца… Можешь возвращаться домой и отсыпаться в фосфорной ванне!

Крылатое чудовище тяжело приподнялось и с трудом взлетело, рассекая туман.

— Возвращайся! Возвращайся! — воскликнул человек.

Вулкх вздрогнул, развернулся на крыле и внезапно исчез — в вечернем воздухе закружились клубы дыма.

— Возвращайся, возвращайся, красавчик!

Крохотное дрожащее облачко скользнуло в сторону одинокого человека, на мгновение окружило его голову черным ореолом и растаяло.

Щетина дрогнула и вспыхнула, словно ее ожег луч солнца.

— Стоп! — простонал человек. Вдруг вскочил и пригрозил кулаком стае куликов, которые с криком неслись высоко в небе. — Я никогда не мог выстрелить в животных! Я никогда не мог поднять ружья, а отдача сбила бы меня с ног. Я хотел охотиться, как они, преследовать испуганное животное, загонять отчаявшуюся дичь в последнее убежище и убивать ее. Но природа отказала мне в силе! (Он в ярости задрал рукав, открыв худосочную, иссохшую руку, обтянутую бледной кожей.) Ко мне попадали лишь мертвые животные, вонючая падаль! Моими охотничьими трофеями были кишки, гидрофильная вата, чтобы набить пустое брюхо, йодоформ, которым они пропитаны, и парафин, которым они вымазаны! Я рыдал от яростного бессилия над приключенческими книгами, охотничьими рассказами, спортивными страницами газет. Мне было отказано в радости физических усилий, я считался слабаком и дебилом и не отличался красотой!