Жан Рэ - Круги ужаса [Новеллы]

Прошла неделя, пока Бакстер-Браун набрался храбрости в тишине и мраке ночи повторить попытку разгадать тайну магического зеркала.

Чуда не произошло.

Он осмелел и проводил опыты каждую ночь, вызывая дух Ди и Келли и обращаясь к властителям ада, чьи имена отыскал в древнем колдовском трактате Поджерса.

Его ждало разочарование; мечты о сокрытых сокровищах таяли, и он даже признался себе, что не очень в них верил.

— Стоило трудиться… стоило ли… — то и дело бормотал он. Но никогда не заканчивал мысли и не мог утверждать, корит себя за убийство на Эстейс-роу или нет.

Преступление принесло двенадцать фунтов и несколько шиллингов, но деньги растаяли как снег под солнцем.

В день, когда последние новенькие шиллинги ушли на покупку сахара и чая, объявилась миссис Скиннер. Даже не объявилась, а прислала Дину Пабси, грязнулю, занимающуюся тяжелой работой по дому, с приказом доктору «не уходить из дома до беседы с миссис Скиннер, если он не хочет обнаружить по возвращении красные печати на своей двери».

Миссис Скиннер, довольно терпеливый кредитор, никогда не объявляла беспощадной войны жильцам, задержавшимся с оплатой жилья; но Бакстер-Браун задолжал за восемь месяцев, кроме того, он перехватывал у нее мелкие суммы, когда она бывала в хорошем настроении.

Хозяйка явилась в одиннадцать часов, иными словами, через два часа после сообщения Дины Пабси. На ее носу сидели очки в черепаховой оправе, а рука сжимала толстую пачку счетов.

— Доктор Браун, — начала она, — так продолжаться не может. Терпение мое велико и еще не совсем истощилось, но я сама нуждаюсь в деньгах. Если загляните в эти записи, то увидите, сколько должны…

Вдруг она замолчала, с отвращением принюхалась и воскликнула:

— Боже, какая мерзость!.. Что за отраву вы курите, доктор! Я не могу здесь оставаться. Какая вонь… Уходите, покиньте мой дом… Боже, как дурно пахнет!

И убежала, оставив, беспрецедентная забывчивость, счета, которые медленно спланировали на пол.

Бакстер-Браун с облегчением вздохнул, когда крикливая хозяйка покинула комнату, и в задумчивости застыл у стола. Он нахмурился, ничего не понимая — из соображений экономии он отказался от покупки новой трубки и не курил с момента исчезновения Полли!

И как ни принюхивался, не чувствовал запаха табака — ноздри щекотал лишь затхлый запах от раковины и ароматы от нескольких аптекарских склянок.

Пожав плечами, он полез в потайное отделение секретера.

Черное зеркало лежало на месте, темное и блестящее, лишенное тайны и призрака; рядом с ним в кожаном футляре спали стальные инструменты.

Бакстер-Браун с вздохом взял его.

В этот миг с нижнего этажа донесся вой.

— Доктор! Доктор!.. Она умирает!

Врач узнал пронзительный голос Дины Пабси.

Вопящая и обливающаяся слезами грязнуля стояла у открытой двери кухни.

— Она вошла и сказала: «Табак… Как им несет!..» Потом упала. И больше не двигается! Ой-ой-ой!

Бакстер-Браун увидел миссис Скиннер — та лежала на бело-красной плитке пола; очки ее отлетели в сторону и разбились.

Лицо владелицы дома искажала ужасная гримаса.

— Она больше не двигается! Видите! — рыдала служанка.

«И больше никогда не будет двигаться», — промолвил про себя врач, поскольку уже констатировал смерть несчастной.

Написав коротенькую справку для медицинской службы городской полиции, он поднялся к себе и положил на место кожаный футляр. Поскольку он первым констатировал смерть миссис Скиннер, то по закону примет участие в предварительном дознании и получит за труды три фунта и шесть шиллингов в качестве гонорара.

А значит, несколько дней передышки.

Почему с некоторых пор его печалила потеря Полли?

Трубка, издавна ставшая верным другом, помогавшим справиться с одиночеством и невзгодами, была ему так нужна, что он не хотел ей замены и даже потерял вкус к курению.

Вскоре серьезные заботы оттеснили бессмысленные сожаления. Кончились деньги, его отягощали долги — под угрозой оказались его свобода и жизнь.

Редкая клиентура вовсе исчезла. Ночные бродяги сорвали с парадной двери цинковую табличку с его именем и часами приема.

Он решил не вешать новую, уверенный в ее бесполезности.

— Сентон Миллер, — вздыхал он. — Пора вспомнить о тебе, бедный собрат по преступлению.

Он извлек из ящика стальные порыжевшие инструменты, отодвинув в сторону красный шелковый футляр с бесполезным зеркалом доктора Джона Ди и бросив на него взгляд, исполненный гневного презрения.

— Тебе, — проворчал он, — придется как-то утром отправиться на дно реки и строить козни там!

До этого дня он верил в свою темную звезду удачи, когда совершал малодоходные ночные набеги. Он уже забыл, что ограбление на Эстейс-роу принесло ему черное зеркало.

Он тщательно подготовился к очередной экспедиции, уповая на спасение от окончательной нищеты. Дом, который он заприметил на Блумсфильд, пустовал. Леди Эберлоу, его владелица, лечилась в клинике на Косвел-род и захватила с собой всех слуг. Он узнал обо всем от болтливых коллег, не подозревающих, что Бакстер-Браун внимательно прислушивается к их разговорам.

Одна из створок ставней первого этажа закрывалась неплотно, и он по опыту знал — она не станет серьезным препятствием во время ночного визита.

Было холодно и темно, когда он сошел с автобуса в Корн-хилле. А когда пешком добрался до Лондон-Уолл, мрачный и задумчивый, как гений дурного настроения, по улицам медленно растекался смог. Фонари плакали редкими рыжими слезами в населенном призраками тумане, в котором глохли даже шумы. Где-то вдали ревели сирены.

Бакстер-Браун облегченно вздохнул. Он мог найти Блумсфильд, дом леди Эберлоу и перекошенную створку, даже с закрытыми глазами.

Доктор без особых усилий проник внутрь; белый луч карманного фонарика скользнул по белым чехлам мебели и свернутым коврам в строгой викторианской гостиной.

Поднялся по широкой винтовой лестнице, исчезающей в сумрачной вышине, и распахнул на втором этаже дверь в спальню леди Эберлоу. И окаменел от ужаса, словно перед ним возникло чудище.

Комната была ярко освещена. Горели все двенадцать рожков огромной люстры с хрустальными подвесками, а позади диванчика, обитого желтым бархатом, сиял розовый светильник. Ночной посетитель не поверил, что обитатели, покидая дом, забыли погасить свет, ибо в пустой и холодной комнате все, кроме освещения, свидетельствовало, что здесь давно никто не живет.

Бакстер-Браун с трудом дышал, словно на плечи лег слишком тяжелый груз.

— Ну и пусть… — пробормотал он, — все равно надо… иначе я конченый человек.

Его глаза остановились на венецианском зеркале глубокой зеленой воды, висящем на дальней стене. Он подошел к нему и приподнял — ярко вспыхнули четыре медные головки болтов встроенного в стену сейфа.