Жан Рэ - Круги ужаса [Новеллы]

Бакстер-Браун приглушенно вскрикнул и протянул к ней руку; жест его оказался неудачным, ибо загасил хлипкое пламя. Когда он зажег ночник, трубки и в помине не было, а в комнате воняло дешевым табаком.

Он спас репутацию мистера Сламбера, спрятав маску и кинжал и уложив труп на скамейку сквера в ста шагах от дома.

Эдди Бронкс была бы красива, даже очень красива, не придай базедова болезнь какого-то испуганного выражения ее светло-голубым глазам.

Бакстер-Браун встретил ее у Литтлвуда, корнхильского фармацевта, которому обещал передать свою лабораторию и тайну изготовления мазей.

Эдди с удовольствием беседовала с ними, поскольку, как любила с гордостью повторять, «была собратом по профессии». Она работала помощницей медсестры в Нью-Чарити Хоспитал.

Бакстер-Браун никогда особо не жаловал женщин, но образ Эдди Бронкс заполонил его думы.

— При следующей встрече попрошу ее стать моей женой, — неоднократно повторял он сам себе.

Но следующая встреча, как и многие другие, заканчивались, а предложение руки и сердца так и не срывалось с уст доктора. Беседы касались лишь достоинств литтлвудских лекарств, лечения базедовой болезни и ее частных случаев, которые встречались у его пациентов.

Однажды осенним вечером Бакстер-Браун зашел к Литтлвуду — тот стоял, облокотившись на прилавок, у него дрожали губы, а руки были ледяными.

— Подумайте только, — простонал он, — малышка Бронкс только что ушла отсюда в полном отчаянии. Ее уволили после перепалки с главной медсестрой. Она хочет покончить с собой… Нет, нет, я знаю толк в этом, Браун… Не забывайте, что болезнь предрасполагает к неврастении… Она направилась в сторону Уотер-Воркс.

Литтлвуд сильно хромал и не мог догнать отчаявшуюся девушку.

Бакстер-Браун, как сумасшедший, понесся по темной улице и остановился, запыхавшись от бешеного биения сердца. Впереди под луной блестела поверхность водохранилищ.

— Эдди! Эдди! — в отчаянии закричал он.

И заметил девушку — та опасно перегнулась через хрупкие перила… Ночная вода готовилась принять ее в свои ледяные объятия.

— Дорогая… я хотел только…

Именно в этом странном месте и в более чем странных обстоятельствах произошло объяснение в любви и предложение руки и сердца.

Рыдающая Эдди Бронкс последовала за ним.

Он развел огонь в камине в гостиной, зажег все лампы, даже лунный Кантерпук, и дрожащими руками приготовил грог.

— Завтра, дорогая, я займусь брачной лицензией.

Она не слушала его, лицо ее поднялось к потолку, в глазах появилось тоскливое выражение.

— Что это, доктор Браун? — выдохнула она.

— Что? Но…

Она рухнула в глубокое кресло рядом с камином.

— Простите… кружится голова… сердце… Доктор, прошу вас, не курите!

Бакстер-Браун отставил в сторону стакан с грогом.

— Дорогая, я не курю!

Эдди Бронкс рывком вскочила на ноги.

— Там, в углу, человек с шлемом на голове… он прячется… я вижу его ноги под столом… они похожи на змей, — и вдруг закричала: — Он приближается! Боже правый!

Бакстер-Браун хотел ее удержать, когда она рванулась к двери, с невероятной силой оттолкнув его.

Он покачнулся, потерял равновесие и ударился головой о кресло, где она только что сидела.

А когда поднялся, услышал хлопок входной двери и бросился к окну.

Девушка бежала по пустынной улице, а когда он нагнулся, заклиная ее вернуться, различил чудовищную тень, которая бесшумно скользила вдоль поблескивающего тротуара.

Наутро из резервуара 2 водохранилища Уотер-Воркс в Камдене извлекли труп Эдди Бронкс.

Бакстер-Браун умер через год после ее трагического конца.

Последнее время его мучили приступы астмы, но он не лечился.

Литтлвуд часто навещал его, и именно он поведал о последних мгновениях жизни доктора.

— Он допустил роковую оплошность, — рассказывал аптекарь. — Хотя доктор Россендил велел ему сидеть дома и лежать в постели, он решил выйти на улицу. Лил проливной дождь, и он вернулся домой насквозь промокшим.

Я упрекнул его в небрежности и тут же уложил в постель.

— Что за безумие выходить в такую погоду, — пожурил я его, — зачем лишний риск?

— Надо было расплатиться с долгами, — загадочно ответил он.

Я измерил температуру — она подскочила до сорока, он бредил. Заговорил о непонятных вещах, в том числе о каком-то зеркале.

— Я хотел знать после стольких лет… Он обитает в нем… Он…

Слово Он произносилось с надрывом, и я приказал ему замолчать и успокоиться.

К утру доктору полегчало, температура упала. Я надеялся, что кризис миновал и он заснет.

Воспользовавшись передышкой, я решил отдохнуть и задремал в кресле.

Меня разбудили его крики.

Он сидел в кровати, задыхаясь, грудь вздымалась, как кузнечные мехи. Его окружало облако табачного дыма, хотя я знал, что он не курил.

— А, — кричал он, — вон он… конечно, он… теперь я знаю… она мне известна… Мерзавец, ты украл у меня трубку!!!

И рухнул бездыханным — жизнь его прервалась.

Но в последний момент доктор сделал странный жест, словно выхватывал что-то из воздуха. Когда рука его упала, кулак сжимал вересковую трубку с головкой, помеченной тремя крестиками.

Ее не удалось извлечь из его скрюченных пальцев. Думаю, Бакстер-Брауна похоронили вместе с ней.

Конец

Вероятно, я заснул в теплой постели под желтым туманом ночника с книгой Диккенса или Ройтера в руке. Потухшая трубка, как всегда, лежала на полу. Так я ежевечерне расстаюсь с повседневной жизнью, отправляясь в недвижное путешествие сна. Я проснулся у ночного ревущего моря. В ночном пробуждении нет ничего удивительного, поскольку оно граничит с фантазией сновидений, но, обретя равновесие в пространстве и времени, я убеждаю себя:

— Все это реально.

Реальность есть только там, где ты близок к Богу. Ближе всех к нему душа покойника. Я собирался задать вопрос пескам, морене и пенному приливу вод, когда послышался знакомый голос, а из-за дюны показалась Лулу.

Малышка — она навсегда осталась ребенком в моем сердце и памяти — яростно терла глаза.

— Дадди, — сказала она, — я отлично выспалась.

Доверчиво сунула свою лапку в мою большую неловкую ладонь.

Мы повернулись спиной к пустынному морю, и наши шаги зазвенели на плитах бесконечного бульвара, тянувшегося вдоль домов с безжизненными окнами.

Лулу устремила вдаль свои чудные темные глаза.