Ричард Бэккер - Нечестивый Консульт

Среди всех инхоройских мерзостей, никакая другая не была столь противоестественной, как башраги. Они изверглись из вырытых под землёй полостей и ходов, излились, словно поток нечистот, на сверкающее мясо людских народов, набившееся в теснину Тракта — подволакивающие ноги отвратительные чудовища, обладающие огромными головами, заросшими космами чёрных волос, уродливыми строенными конечностями, и облаченные в железные доспехи весом, по меньшей мере, в десять тысяч келликов. Люди, в сравнении с ними, казались не более чем взявшими в руки оружие и напялившими на себя кольчуги детишками. Даже самые высокие из тидонцев едва доставали им до локтей. Лишь нансурским колумнариям под началом генерала Тарпелласа, бросившим в чудовищ такое множество дротиков, что, казалось, их хватило бы, чтобы прикончить даже мастодонта, удалось на какое — то время сдержать этот ревущий натиск. Но отверстия в стене Первого Подступа продолжали изрыгать всё новых бестий, которые, топча воинов, бросались прямо в их ряды, визжа, рыча и размахивая тесаками размером со щит. Никто не сумел удержать на своём лице усмешку под этим напором, но поначалу не было недостатка и в храбрости. Люди кололи тварей мечами, рубили их топорами и пронзали копьями. Но в узости Тракта было слишком тесно, башраги были слишком свирепы и слишком сильны, чтобы замедлить, не говоря уж о том, чтобы остановить их неистовую атаку. Броня доспехов сминалась, словно фольга. Черепа раскалывались, будто глиняные горшки. Щиты пробивались и разрывались на части, будто тонкий пергамент. Взмахи чудовищных топоров располовинивали не сумевших уклониться воинов и взметали их тела над вопящим и бурлящим воинством.

Адепты с ужасом взирали с неба на воцарившийся внизу хаос, застыв от непонимания, что им следует делать. Коварство врага было очевидным, как и его цель. Если они ударят по мерзостям сверху, то перебьют своих, а если спустятся на землю, чтобы разить врагов напрямую — расстанутся с собственными жизнями, ибо сотни тварей несли хоры. Очевидная цель этой засады заключалась в том, чтобы нанести воинству как можно большие потери, причинить Великой Ордалии максимальный ущерб ещё на пороге Голготтерата. А затем Анасуримбор Серва, то ли поддавшись женскому страху, то ли почуяв какую-то иную угрозу, приказала Школам отступать…

Те, кто имел возможность взглянуть вверх, увидели как гранд-дама, облачённая в измазанные сажей и лиловой кровью одеяния, повела своих свайяли обратно к полю Угорриор. И при всей их стойкости, мужей Ордалии охватила паника.

Казалось, за одно-единственное биение сердца Насуеретская и Селиальская Колонны, как и Колонна Кругораспятия практически прекратили существование. Священные нансурские штандарты с легендарными нагрудниками Куксофуса II, последнего из древних киранейских верховных королей, рухнули в пыль. Тарпеллас, стоявший на груде обломков у тыльной стороны Гвергирух, был разрублен от плеча до пояса. Смерть закружилась вихрем. Маранджехой, гранд Пиларма, спутник князя Инрилила, потерял правую руку, отрубленную по самое плечо ударом столь стремительным, что, после отсечения конечности, гранд, какое-то время ещё стоял, а затем, просто опрокинулся на спину, и, упав на трупы своих родичей, лежал, неотрывно взирая на вцепившуюся в небеса необъятность Рогов — до тех самых пор, пока не сделался неспособным более ни на что.

Пал Бансипатас из Сепа-Гиелгафа, как и Орсувик из Кальта и Вустамитас Нангаэльский — оба сокрушённые боевыми молотами размером с наковальню.

Смерть и снова смерть и ещё больше смертей — опрокидывающей наземь и сметающей прочь…

Люди начали спасаться бегством или же, скорее, пытаться, ибо тысячи воинов поняли, что оказались в ловушке, стиснутые клещами схватки, разразившейся около проломов во внешних стенах. Торжествующие башраги, издав хриплый рёв, обрушились на них, учинив чудовищную резню.

Зажатые в теснине Тракта и пока ещё остающиеся в живых Уверовавшие короли разразились жалобными стенаниями, выкрикивая в небеса призывы к своему Святому Аспект-Императору.

Мужской крик, наполненный мучительной болью, приглушённый, но достаточно близкий, чтобы различить надсадный хрип и бульканье мокроты.

Он вырвал Благословенную императрицу из задумчивой дремоты, куда она ранее погрузилась, и заставил её вскочить на ноги. Эсменет стояла, моргая, вслушиваясь и костями чувствуя, что этот крик донёсся откуда-то изнутри Умбиликуса. Она мысленно выбранила Ахкеймиона последними словами, внезапно осознав, что вот именно на такой случай его присутствие и было необходимым. Ни одна другая душа на свете не могла быть более уязвимой, нежели роженица — не считая, разве что, младенца, которого она рожает.

Она схватила нож, приготовленный для обрезания пуповины, подкралась к порогу и осторожно отодвинула в сторону кожаный клапан с тиснёными изображениями.

— Мамочка? — всхлипнула позади Мимара. Близился очередной приступ.

Бросив на дочь раздражённый взгляд, она прижала палец к губам.

А затем вышла из комнаты.

Она пересекла прихожую. Она так напрягала слух, стараясь различить хоть какие-то звуки, кроме шумящего фоном водопада отдалённой резни, что уши её, казалось, покалывало.

Она проникла в проход и прокралась вдоль него, держа нож перед собой острием вперёд.

Она услышала бормочущие голоса… а затем надрывный кашель, по всей видимости, причинявший человеку, которого он обуревал, настоящие муки.

Она проскользнула в Палату Об Одиннадцати Шестах, и, присев на корточки возле скамьи мужа, стала ждать когда глаза привыкнут к свету. Она поморщилась из-за донёсшейся до её обоняния вони и вдруг заметила, что гобелены Энкину отсутствуют…

— Здесь? Ты уверен?

Она едва не вскрикнула от пришедшего узнавания, но из свойственной всем беглянкам привычки сдержалась, не издав ни звука.

— Мне…нужно…наблюдать…за…

Она вгляделась в обширные пространства Палаты.

— Но ведь там есть кровати!

— Отсюда…лучше…видно…

Рассеянный свет проникал в помещение через дыру на месте отсутствующей четвёртой стены, которую Келлхус исторг, дабы явить собранию Уверовавших королей всю нечестивую славу Голготтерата. Он сочился сквозь доски возвышающихся ярусов, будучи уже слишком тусклым, чтобы отбрасывать тени, но достаточно явственным, чтобы подчеркнуть царящий вокруг мрак. Ахкеймион сидел спиной к ней на одном из верхних ярусов, напротив огромной прорехи…заботливо ухаживая за каким-то обнаженным человеком, простёршимся прямо на грязных досках. Голова человека покоилась у старого волшебника на коленях.

— Ты…ты был прав…всё это время… Прав насчёт него.