Ричард Бэккер - Нечестивый Консульт

Упыри.

Щекочущие точки небытия, перемещающиеся несколько ниже, привлекли её внимание — созвездия незримых хор, влекомых незримыми руками. Она перенаправила Линзу на Третий Подступ, где обнаружились отряды несущихся вприпрыжку стрелков-уршранков.

— Стоим на месте! — прогрохотал её голос в безоблачном небе.

Она пролаяла приказы ведьмам из своей Тройки, которые, в свою очередь, передали их великим магистрам, а также её брату Кайютасу — экзальт-генералу и отрядам лучников-хороносцев, остававшимся на поле Угорриор.

Бычий рёв башрагов и визгливые человеческие вопли гремели повсюду. Группы стрелков-уршранков заполнили парапеты Третьего Подступа.

Дождь из капелек небытия обрушился на ослушавшихся приказа экзальт-магоса ведьм и колдунов.

Серва прекратила поддерживать Линзу. Хютта-Мимот и ведьмы её тройки одна за другой исчезли в мерцающих вспышках. Сафарал и её сёстрам повезло больше, лишь одна из них, Хереа, оказалась поражена хорой, оказавшись на пути целой их волны.

Но упыри-квуйя уже были рядом. Более сотни их спустились по уступам Забытья — некоторые были обнажены, не считая хитросплетений церемониальных шрамов или вязи нанесённых на кожу священных текстов, другие явились во всём ишройском великолепии — в сиянии шёлков и блеске нимиля, остальные же оказались замотанными в какие-то гниющие тряпки. И все они издавали безумные завывания, извергающиеся геометрическими построениями из огня и света.

Но экзальт-магос знала, что время ещё не пришло.

— Держим позицию! — прогремела она.

Из не последовавших за Сервой свайяли лишь Сафарал парила с полностью раскрытыми шлейфами. Мифарал, её сестра, как по крови, так и по ведьмовскому искусству, держала на руках раненую Хереа. Женщины одновременно подняли глаза, обнаружив, что находятся в точке, в которой сходятся два десятка блистающих Гностических Напевов. Две ведьмы из трёх протянули не более десятка сердцебиений. Несмотря на то, что Сафарал избежала основного удара, она оказалась отброшенной к уцелевшему участку стены между Дорматуз и Гвергирух. Упыри преследовали её потоками воющего света, сияющей кутерьмой Напевов — Иллариллическими Примитивами и Тимионскими Агрессиями, избранными эрратиками-квуйя не столько осознанно, сколько в силу обуревавшей их ярости. Сафарал пыталась спастись бегством от этого убийственного натиска, её потрёпанные Обереги парили вокруг ведьмы эфирными знаками. Но упыри близились, обдирая, пронзая и молотя её вспышками достаточно яркими, чтобы бросить тени на стоящее в зените солнце, и без разбора убивая всех подвернувшихся под руку неудачников, мимо которых Сафарал пробегала, пытаясь укрыться от смертоносного колдовства. К этому времени первые из вновь снарядивших свои стрелы лучников-хороносцев начали взбираться на устоявшие островки разрушенных стен, поспешно, насколько это позволяли развалины укреплений, занимая позиции, незаметно прицеливаясь и открывая стрельбу. Невообразимо древние, вожделеющие скорбей и разрушений, эрратики-квуйя не почувствовали хор через громады массивных куртин. Некоторые из них, заметив новую угрозу, останавливались, но многие продолжали охотиться за Сафарал, сумевшей укрыться за торчащим среди руин золотым зубцом.

Последовавшие за этим события сжали сердца всем тем, кто видел Сны о Первом Апокалипсисе и знал упырей такими, какими они некогда были — ишроями и сику, кунуроями древности. Лишь анагогические колдуны оказались достаточно толстокожими, чтобы вопить от радости и ликования. Лучники-хороносцы начали поражать в воздухе свои беснующиеся цели, и квуйя один за другим стали падать на землю, превращаясь в соляные статуи и разбиваясь о парапеты Первого Подступа или же рассыпаясь искрящейся солью по всей протяжённости Тракта. Колдуны-упыри возопили свои нечеловеческие песнопения, сметая лучников со стен потоками геометрически взаимосвязанных росчерков света и насмерть поражая многих из них убийственным действием вторичных мирских сил. Но на каждого убитого, два новых стрелка проскальзывали меж золотых зубцов. И тогда люди Трёх Морей обрушили на эрратиков-квуйя второй Град Хор, отомстив за случившуюся более двух тысячелетий назад трагедию первого.

— В атаку! — прогремел голос экзальт-магоса.

И с этими словами она, возглавив своих сестёр по ведьмовскому искусству, повела их над забитыми толпами развалинами Пасти Юбиль обратно в кипящий котёл Голготтерата. Одновременно с этим колдуны Мисунай и адепты Завета воспарили над стенами по обоим флангам, черепа их были топками пылающих смыслов, а песнопения звучали, будто какофония самого Первотворения — песнь пятисот крошащих камни чародейских Напевов.

Это зрелище было несравнимо ни с чем. Бойня, ставшая светом и красотой.

Ослепительные Примитивы, призрачные Линии Бытия, слепящие Первоосновы…все эти дышащие яростью Абстракции и Аналогии вспыхивали пламенем, рвущим на части сущее, а затем угасали в дыму рушащихся с неба горящих фигур. Так приняли смерть Сос-Праниура, Владыка Ядов, проклятый основатель Мангаэкки; и Мимотил Малодушный, знаменосец, нёсший Медное Древо при Пир-Минингиаль; и переменчивый Ку'кулоль, невероятно древний родич Куйяра Кинмои. Так пал Рисафиал, племянник Гин'юрсиса и многие другие эрратики, ставшие бессмысленной жертвой собственного безрассудства. Так погибли они, сражаясь на стороне того самого зла, что оставило столько шрамов на их сердцах, убивая ради того, чтобы помнить.

Так погибли остатки целой Эпохи.

Едва ли два десятка упырей сумели пережить этот, самый первый, натиск. Эрратики могли бы бежать, спасаясь от наступающих Троек человеческих чародеев, но почти все они стали упорствовать — некоторые смеялись и осыпали врагов глумливыми издёвками на своих мелодичных языках, другие просто изрыгали визжащие Напевы, сражаясь с призраками прошлого — быть может, с тенями собственных былых страданий и скорбей. Сверкая на солнце своими развевающимися одеяниями, маги Трёх Морей заливали упырей потоками убийственного сияния, разрывающего гностические Обереги как тряпки, сбивающего эрратиков-квуйя с небес и расшибающего их пылающие трупы о землю.

Как раз в это время башраги прорубали себе путь в рядах Воинства, а мужи Ордалии завывали под их оскальзывающимися в человеческой крови ногами.

Теперь оно то открывается, то закрывается вновь, Око…

Распахиваясь при возникновении родильных болей, а затем, снова смыкаясь, когда они отступают, а иногда, гораздо реже, на миг приоткрываясь в промежутках между схватками, словно приглядывающий за происходящим вокруг дремлющий пёс, вдруг почуявший чьё-то прибытие.