Дин Кунц - Странный Томас [litres]

– Не стану, мэм.

Когда я наклонился и поцеловал ее в лоб, она обхватила меня за шею, посмотрела в глаза.

– Пообещай мне, что не станешь.

– Обещаю, мэм. Клянусь Богом.

Подъехав к дому, где жила Сторми, я не увидел припаркованного автомобиля без опознавательных знаков, который принадлежал полиции Пико Мундо.

Судя по всему, автомобиль этот прислали сюда не для того, чтобы обеспечивать безопасность Сторми. Как я и подозревал, копы дежурили здесь в надежде на появление у дома Сторми разыскивающего меня Робертсона. Когда я приехал к дому чифа Портера, они поняли, что я более не со Сторми, и, вероятно, сняли наблюдение за ее домом.

Робертсон, заснувший вечным сном, находился под присмотром призрака молодой проститутки, но его убийца и прежний сообщник оставался на свободе. Этому второму психопату не было резона охотиться именно на Сторми, а кроме того, у нее был пистолет калибра 9 мм и решимость при необходимости воспользоваться им.

Перед моим мысленным взором по-прежнему возникала рана в груди Робертсона, и я не мог отвернуться от нее или закрыть глаза, как сделал в своей ванной. Хуже того, мое воображение перенесло смертельную рану с груди мертвеца на грудь Сторми, и я тут же подумал о молодой женщине, которая спасла меня от койотов, ее скрещенных руках, прикрывающих грудки и раны.

Так что расстояние от тротуара до крыльца я преодолел бегом. Взлетел по ступенькам, пересек крыльцо, распахнул дверь в холл.

Попытался вставить ключ в замочную скважину, уронил, поднял, открыл-таки дверь, ворвался в квартиру.

Из гостиной увидел Сторми на кухне и направился к ней.

Она стояла у разделочного столика рядом с раковиной, маленьким ножиком резала спелый флоридский грейпфрут. На доске блестела горка уже вынутых косточек.

– Чего ты такой взъерошенный? – спросила она, закончив с грейпфрутом и отложив нож.

– Я подумал, что ты умерла.

– Раз уж я жива, как насчет завтрака?

Мне хотелось рассказать ей о том, что кто-то подстрелил чифа, но слова я произнес совсем другие.

– Если бы я употреблял наркотики, то съел бы сейчас омлет с амфетамином [62]и запил его тремя чашками черного кофе. Ночью я практически не спал, а сегодня спать мне никак нельзя, да еще нужно сохранять ясную голову.

– У меня есть пончики в шоколаде.

– Пожалуй, с них и начну.

Мы сели за кухонный стол, она – с грейпфрутом, я – с коробкой пончиков и бутылкой «пепси», в которой хватало и сахара, и кофеина.

– Почему ты подумал, что я умерла?

Она и так волновалась обо мне. Я не хотел, чтобы ее озабоченность вышла за разумные пределы.

Если бы я сказал ей о чифе, мне бы пришлось рассказать о Бобе Робертсоне в моей ванне, о том, что на церковном кладбище я видел мертвеца, о событиях в церкви Шепчущей Кометы и сатанинской медитативной карточке.

Она бы захотела быть рядом со мной. Прикрывать меня своим пистолетом. Я не мог подвергать ее такой опасности.

Вздохнул и покачал головой:

– Не знаю. Я видел бодэчей. Их тут тьма-тьмущая. Так что жертв скорее всего будет много. Я боюсь.

Она предупреждающе нацелила на меня ложку.

– Только не говори, что сегодня мне лучше остаться дома.

– Я бы хотел, чтобы ты сегодня осталась дома.

– Что я тебе только что сказала?

– Что я тебе только что сказал?

Какое-то время мы молчали, скрестив взгляды, она жевала грейпфрут, я – пончик в шоколаде.

– Я сегодня останусь дома, если ты проведешь этот день со мной.

– Мы об этом уже говорили. Я не могу позволить людям умереть, если есть возможность их спасти.

– Я не собираюсь целый день сидеть в клетке только потому, что где-то бродит тигр.

Я выпил «пепси». Пожалел, что у меня нет кофеиновых таблеток. Хотелось поднести к носу нюхательную соль, чтобы очистить голову от тумана, который сгущался все сильнее: сказывался недостаток сна. Хотелось быть таким же, как другие люди, безо всякого сверхъестественного дара, без груза ответственности, который давил на плечи и пригибал к земле.

– Он страшнее тигра.

– Мне все равно, пусть он даже страшнее тираннозавра. У меня есть своя жизнь, и я не могу потерять день, если хочу через четыре года открыть свое кафе-мороженое.

– Да перестань. Один день отгула не помешает тебе реализовать свою мечту, не поставит под угрозу твои планы на будущее.

– Каждый день моей работы, направленной на достижение цели, и есть мечта. Главное – процесс, а не конечный результат. Понимаешь?

– Почему я вообще стараюсь в чем-то тебя убедить? Я всегда проигрываю.

– Ты – потрясающий человек действия, сладенький. И тебе совсем не обязательно быть хорошим спорщиком.

– Я – потрясающий человек действия и великолепный повар приготовления быстрых блюд.

– Идеальный муж.

– Я собираюсь съесть второй пончик.

Понимая, что делает предложение, которое я не смогу принять, Сторми улыбнулась.

– Вот что я тебе скажу. Я возьму на работе отгул и буду рядом с тобой, куда бы ты ни пошел.

А я, направляемый психическим магнетизмом, хотел пойти к неизвестному мне человеку, убившему Робертсона, а теперь скорее всего готовившемуся провести операцию, которую они вместе спланировали. И рядом со мной безопасность Сторми не обеспечил бы весь личный состав полицейского участка Пико Мундо.

– Нет. – Я покачал головой. – Реализуй свою мечту. Выдавай шарики мороженого, смешивай молочные коктейли, овладевай секретами торговли мороженым. Даже самые маленькие мечты не станут явью, если не прилагать силы к их осуществлению.

– Ты это сам придумал, странный ты мой, или кого-то процитировал?

– Разве ты не узнала автора? Я процитировал тебя.

В ее улыбке читалась любовь.

– Ты умнее, чем можно сказать по твоему виду.

– Мне иначе нельзя. Куда ты пойдешь на ленч?

– Ты же знаешь… ленч я беру с собой. Так дешевле, и я могу остаться на работе, держать все под контролем.

– Не меняй своих планов. Держись подальше от боулинг-центра, кинотеатра, чего угодно.

– Как насчет поля для гольфа?

– Не приближайся.

– Площадки мини-гольфа?

– Я серьезно.

– Могу я пойти в зал игровых автоматов?

– Помнишь старый фильм «Публичный враг»? – спросил я.

– Могу я пойти в парк аттракционов?

– Джеймс Кэгни [63], игравший гангстера, завтракает со своей сожительницей…

– Я – ничья сожительница.

– …и если она раздражает его, швыряет ей в лицо половинку грейпфрута.

– А что делает она… кастрирует его? Именно это сделала бы я тем самым ножом, которым резала грейпфрут.

– «Публичный враг» снимался в 1931 году. Тогда кастрацию на экране не показывали.

– Да, каким незрелым было искусство. И до каких высот оно поднялось теперь. Дать тебе половинку моего грейпфрута и браться за нож?