Елизавета Прибой - Стеклодув

— Пойдешь домой?

— Не знаю. Я вчера заходила переодеться, там дикий бардак, вонь, а в гостиной непонятные спящие тела. Наш дом никогда не отличался порядком, но это уже больше смахивает на притон. Филя сказал, она выходит только в магазин и иногда в какой-нибудь бар с дружками.

Именно по этим причинам я старалась как можно реже ночевать и вообще появляться дома. Тяга моей матери к периодическому алкоголизму была проблемой редкой, но не новой, и определенные навыки, помогающие пережить эти периоды, мы с Филей давно выработали. Например, я приноровилась ночевать у Яна или на мягком раскладном диванчике в предбаннике у Кука, к чему его родители относились понимающе. Его семья была замечательной. Стоило мне появиться у них на пороге, как мама Кука уже спешила поставить к обеду ещё одну тарелку, а маленькая Соня с радостными воплями мчалась с другого конца двора, чтобы повиснуть у меня на руках. В выходные они вчетвером устраивали пикники, на которые иногда приглашали и меня, и в эти минуты я чувствовала себя в самом сердце семейной любви — простой, крепкой и веселой, такой, какой давно не знали мои собственные родители.

— Мы с Яном сегодня доделали большую партию ваз. Там у заказчика очень больная фантазия, потому что выглядят они так, будто Ян просто чихал в стеклодувную трубку. А ещё мы поговорили о моих планах на поступление, и он сказал, что я зря так волнуюсь и нужно ехать. И ещё вот мне дал, — Кук достал из кармана маленькую прозрачно-синюю овечку, — на удачу. В моей коллекции это уже седьмая, — он заключил фигурку в домик из ладоней, отгораживая её от света, и заглянул в щёлку. — Не знаю, из какого стекла он их делает, но ночью мне кажется, что они светятся. Твои тоже?

Я пожала плечами и перевела тему. Мы с Куком в тысячный раз поговорили о том, что он прошел отборочный этап олимпиады по английскому языку и, если все сложится удачно, осенью поедет в столицу, чтобы принять участие в самом массовом ежегодном состязании молодых лингвистов. Стать призером этой олимпиады — все равно что получить счастливый билет в любой университет страны на лингвистическую специальность. И я была уверена: он его получит, не только потому что обладает талантом, но и потому что по шесть часов в сутки просиживает над учебниками, шаг за шагом толкая себя навстречу мечте о работе переводчика. Получит, и через год уедет отсюда. Тоже уедет. И Ян, вытягивая из него страх и сомнения, прикладывал к этому усилия.

Я бросила велосипед у крыльца и пошла в глубь двора, чтобы заглянуть в окно кухни. Наш дом покоился на невысоком фундаменте, но с моим невысоким ростом все равно пришлось повиснуть на подоконнике, чтобы что-то разглядеть. На кухне кроме мамы сидели двое незнакомых мне мужчин и женщина, которая становилась регулярным гостем в нашем доме во время приступов маминого алкоголизма. Сейчас она бойко что-то рассказывала и стучала руками по столу, отчего на нем подпрыгивали рюмки.

Я мысленно выругалась и обогнула дом, чтобы попытаться войти с черного хода, но дверь оказалась заперта. Тогда я выругалась сильнее, и, глубоко вдохнув, поднялась на крыльцо и позвонила. Мама открыла спустя почти целую минуту, на ней был домашний халат, а в руках тлеющая сигарета, хотя никогда раньше курением она не страдала.

— О! Дочь явилась!

— Я только переодеться, — я протиснулась мимо неё и осмотрела через открытую дверь кухни пьяную компанию. Кто-то из них со мной поздоровался, но я молча взлетела по лестнице прямо в обуви, игнорируя какие-то мамины возмущения по этому поводу.

Чтобы сменить джинсы и толстовку на такие же, только чистые, и уложить в рюкзак вещи на ближайшие два-три дня мне понадобилось пять минут. Я наскоро причесалась, нашла в шкатулке под кроватью припрятанные там деньги и уже собралась так же быстро ретироваться, как заметила листок на полу около двери, видимо, ранее просунутый в щель.

«Я жив, телефон отключил, потому что мать накидывается и звонит каждую ночь. Устроился работать в лавку к Т.Б., 2/2 буду там. В комнату не стучи, мать думает, что я живу у друга. Ключ от задней двери под цветочным горшком у крыльца. С собой не уноси.

Брат.»

Я вздохнула, сунула письмо в карман, заперла дверь комнаты и тихо покинула дом. Кажется, этого никто не заметил. Весь этот кошмар должен был продлиться ещё пару недель — дольше месяца она обычно не пила, будучи не в состоянии так надолго забыть про свою работу. Забыть про нас — это совсем другое дело, это проблемой не было.

Грота во дворе не было, а дверь Яна, как обычно, открыта. Эта скверная привычка повелась у него от отца, и я всю жизнь удивлялась, почему их ни разу не ограбили. Сегодня дом, кажется, сам не верил тому, что в нем происходило. С порога была слышна музыка и громкие веселые голоса, доносившиеся со стороны кухни. В прихожей, коридоре и ванной горел свет. У двери валялись два шлема и сапоги для верховой езды. Пес лежал под лестницей, он поднял морду и тоскливо на меня посмотрел, демонстрируя свое недовольство по поводу обделенности вниманием.

— Привет, — я вошла в кухню и на меня тут же обернулись две пары глаз, одна из которых явно не лучилась дружелюбием.

— Привет, — весело сказал Ян, его голос звучал громче обычного, — Амелия, это Олеся, Лося, это Амелия, скорее всего, ты её знаешь, она управляющая кафе «Спелая вишня», недалеко от твоего дома.

О да, я её знала, но только не потому что была завсегдатаем их кафе, а потому что Амелия имела широкую славу девушки, способной окрутить практически любого ухажера, но не питавшей глубокой привязанности почти ни к кому из них. Она была красивая в самом известном смысле этого слова — большие голубые глаза, пухлые губы, точеные черты лица, талия толщиной с ногу Яна, густые светлые волосы чуть ли не до попы — живая кукла. У Яна до этого в жизни было всего две девушки. Одна продержалась полгода, другая — год, и обе отличались модельной внешностью и хитрым, своенравным характером. Я очень любила дразнить Яна по поводу того, что он предпочитал женщин, больше всего похожих на его любимого коня, и мог бы уже давно жениться на нём.

— Привет, — прохладно сказала я, но Амелия лишь слегка кивнула, не удостоив меня ответом. Мой взгляд приковала стеклянная роза, приколотая на изящном серебряном стебельке-булавке к её воротнику. Наметанным глазом я разглядела, что внутри неё слабо переливается какая-то пойманная эмоция.

— А мы тут вот, пьянствуем. Хочешь? — Ян кивнул на бутылку шампанского, которая красовалась на столе в окружении массы закусок.

— Нет уж, спасибо, сейчас с меня пьянства точно достаточно, я хочу только спать, — я достала тарелку и начала набирать в неё еду. — Кстати, я принесла пирожные, но, кажется, в тебя они теперь не влезут. Где моя чашка?