Эдвард Ли - Минотавра

Боллз покачал головой.

— Господи, чувак, это место делает хижину моего отца похожей на грёбаный особняк Плэйбоя. Ну и помойка.

— Судя по всему, там уже много лет никто не живёт. По ходу, Таулер наебал тебя, чувак.

— Блин, Дикки, Таулер был честным малым. У него не было причин меня так наёбывать.

— Эх, я даже и не знаю, что и думать, пойдём посмотрим, что там внутри?

Они оба выбрались из машины и пошли к чудовищному дому. Луна светилась болезненно-желтым цветом прямо над ним.

Боллз передал Дикки фонарик.

— Раз мы уже здесь, то, я думаю, всё равно надо посмотреть, что там и как.

— Согласен, — сказал Дикки как всегда не слишком уверенно.

Боллз посмотрел через плечо.

— О, но давай сначала выкинем всё из фургона.

— Хорошая идея, чувак.

Когда Боллз открыл незапертую, на их удивление, дверь фургона...

— Чёрт возьми! Дикки, я был прав, вонь шла отсюда! — Смрад ударил Боллза по лицу, как слезоточивый газ. — Пахнет хуже, чем дырка той тёлки у Маккалли...

Первое, что они заметили, была женская нога, лежащая прямо у двери. Боллз схватил её, ожидая вытащить мертвую женщину. Вместо этого он вытащил отрезанную ногу. После этого они вдвоём вытащили две отрубленные руки и вторую ногу. Все конечности уже начали разлагаться.

— Что это за ёбанное дерьмо, Боллз! — Кричал Дикки. — Какое-то сраное издевательство.

Гневная тирада Дикки остановилась, когда он посветил фонариком в заднюю часть фургона.

— Боллз, тут не только руки и ноги.

— Что там ещё за дерьмо, чувак?

— Похоже, три трупа.

Боллз посветил своим фонариком и сделал такой же вывод. Две женщины и мужчина, оказалось, двое из них были связаны, с кляпами во рту. Боллз вздохнул, набрав полную грудь зловония, и вытащил первую женщину на улицу за лодыжки.

— Эту можно оттрахать, Дикки, — крикнул он.

Тело плюхнулось на землю. Брюнетка лет двадцати, она была бы красавицей... Если бы она не была мертва несколько часов. Её кожа приобрела оттенок испорченного крема, а её кисти и ступни стали фиолетово-чёрными. Боллз задрал её майку, чтобы полюбоваться её сиськами и синими сосками просто для поднятия настроения.

— Чувак, мне чертовски интересно, что, чёрт возьми, всё это значит.

— Похоже, мы украли не тот фургон, — предположил Дикки. — Чёрт, я думал, он будит забит всяким хламом, а не мертвыми телами.

— Не совсем мертвыми, — послышался из темноты заднего отсека приглушенный голос.

Дикки с Боллзом чуть не обдристались от страха.

— Чёрт возьми! — Прокричал Дикки и бросился к выходу, попутно споткнувшись и приземлившись на Боллза.

Боллз перевернулся и посветил фонариком, который он благополучно не выронил. Мужчина в белой рубашке и очках вяло крутился на полу, его запястья и лодыжки были связанны верёвкой. Ему удалось наполовину вытолкнуть кляп языком. Боллз поднёс руку и вытащил его кляп.

— Слава Богу! — Хрипел мужчина.

— Ты выглядишь знакомо, — заметил Дикки.

— Да, точняк, — добавил Боллз, — ты же тот чувак, что тусуется в Перекрёстке. Бармен сказал, что ты знаменитый писатель.

Писатель кивнул, лицо его озарилось улыбкой.

— Да, да, я тот писатель, и спасибо, что спасли нас.

— Нас?

— Здесь ещё есть женщина. Я думаю, она всё ещё жива.

Боллз осмотрелся и увидел в углу ещё одно тело.

— Чёрт! Дикки, да это же Кора! Все сорок с чем-то её килограмм извивались на грязном полу, словно она червяк какой-то.

Боллз достал её кляп.

— Боллз! Дикки! Вы спасли нас от того психа! — Пронзительно зазвенел её голос в темноте фургона.

Боллз, Дикки и писатель одновременно вздрогнули от тенора её голоса. Провести ногтями по доске было бы менее раздражающим.

— Какого ещё психа? — Поинтересовался Боллз.

— Какой-то старый философ-психопат по имени Луд, — сказал писатель. — Он вырубил нас на парковке за баром, а затем затащил в этот фургон. Но... Насколько я помню, эта калымага была подсоединена к красному пикапу.

— Так и было, пока мы его не приватизировали, — сказал Дикки.

Писатель поинтересовался:

— Вы что? Украли его?

— Мы спёрли его, чтобы обнести этот дом, — сказал Боллз и указал на старый дом за своей спиной. — Но, глядя сейчас на эту помойку, что-то я сомневаюсь, что там есть что спереть.

Писатель молча пару минут разглядывал дом Крафтера.

— Хорошая идея, — сказал писатель.

— Поясни? — спросил Боллз.

— Ты когда-нибудь читал "Украденное письмо" Эдгара Аллана По?

— Нет.

Писатель нахмурился.

— Мораль истории заключается в том, что вещи наибольшей ценности могут быть эффектно спрятаны на виду. Этот дом пример тому.

— Вы насчёт этого? — Спросил Дикки, явно сомневаясь его словам.

— Со стороны, действительно, он похож на заброшенную халупу. Но, ребята, вы обратили внимание на окна? Они выглядят совершенно новыми. Зачем кому-то устанавливать новые окна в развалившемся, нежилом здании?

Боллз и Дикки переглянулись, а затем перерезали оковы на лодыжках Коры и писателя. Они помогли им подняться на ноги, и теперь уже все направились к покосившемуся дому.

— Чёрт, Боллз, а у писателя охрененное зрение, будь я проклят, — сказал Дикки, рассматривая новое окно при свете фанарика. — Оно точно абсолютно новое, — Он прищурился, читая надпись в углу, — какая-то фирма лексан.

Писатель поправил его.

— Это не компания, это композитный материал, пуленепробиваемое стекло, другими словами. Оно неразрушимо, что ещё более любопытно. Это очень дорогой материал. Владелец этого дома, очевидно, хочет, чтобы люди думали, что внутри нечего взять, но устанавливает такие окна, чтобы быть уверенным, что внутрь точно никто не заберётся.

Боллз пробормотал:

— Пуленепробиваемое, говоришь?

Писатель и все остальные отскочили назад, когда Боллз достал свой револьвер из-за пазухи.

— Нет ничего, что не продырявит мой дружок.

Раздался выстрел...

Все подпрыгнули от шума выстрела, Кора завизжала ещё более раздражающее, чем чуть раньше до этого.

— Чёрт, — пробормотал Дикки, рассматривая оконное стекло. Пуля едва оцарапала поверхность.

— Да, мужик, похоже, ты был прав, — признался Боллз.

Кора снова завизжала...

— Оу, потише, девочка! Я не хочу оглохнуть! — Крикнул в ответ Боллз.

— Смотри! Там лицо пыритса на нас из того окна!

Они подошли медленно и осторожно к тому окну. Боллз направил в него луч света фонарика.

— Кора, там нет никакого лица. Это...

— Бюст, — закончил фразу писатель.

— Бюст? — Усмехнулся Дикки. — Ты имеешь в виду сиськи?

— Нет-нет... Все занавески в каждом окне дома были задёрнуты, но в этом был пропущен пробел, и в нём действительно было видно мраморное лицо. — А не заморачивайся, парень, — сказал писатель, — считай это статуей головы. — Он вплотную заглянул в окно. Некоторое время разглядывал бюст, повернулся и сказал. — Кажется, это итальянский мрамор. Очень дорогой.