Алексей Биргер - Заклятие слов

Наверно, у каждого бывают такие минуты, когда чувствуешь, что в тебе почти соединились прошлое и будущее, и что самой малости не хватает, вроде пароходика или дальнего гуда голосов с футбольного стадиона, чтобы ток побежал, чтобы ты превратился в живой проводник между временами.

А может быть, думал я, есть в этом что-то сродни связисту на фронте, восстанавливающему разорванный телефонный провод, смертельно раненому под шквальным огнем и в последний момент сжимающий оборванные концы провода во рту, зубами, и вот он уже мертв, а связь не прерывается, связь существует для живых… Может быть, думал я, к этому и сводится в итоге труд писателя и художника: ты умер, но связь, тобой налаженная, остается для живых и уже никогда не прервется…

Вот так я размышлял, время от времени возвращаясь к рабочему столу, и где-то около половины десятого я решил последовать совету Олега Чухонцева, что делать, когда не идут стихи:

Вот я и спустился на лифте, и, перед тем, как выйти во двор и пройти к пивному ларьку, а потом устроиться под пышными кустами сирени, проверил почтовый ящик.

В почтовом ящике я и обнаружил то письмо, с которого начал рассказ.

Я сразу же его открыл. Меня удивило, что письмо пришло на мой домашний адрес, а не в редакцию, но все быстро объяснилось.

«…Я решилась написать вам, хоть вы, наверно, меня и не помните. Когда много лет назад вы были в нашем городе с комиссией из Москвы, то заключительное обсуждение нашего кукольного театра проходило в актовом зале нашей библиотеки. Я вас запомнила как потому, что ваше выступление касалось самых конкретных вещей, так и по истории с военными книгами. Сейчас мне трудно представить, что молодой специалист по театральным технологиям стал писателем, работающим со словом, а не с более ощутимыми материалами, но, впрочем, задним числом мне видится в этом своя логика. По старым записным книжкам я нашла адрес, который вы тогда оставили (надеюсь, он не изменился) и обращаюсь к вам с просьбой. Поскольку средства на закупку новых книг нам выделяют просто смешные, то не могли бы вы прислать какие-нибудь свои книги, и, может быть, книги других авторов, с которыми вам удастся договориться. Детская и подростковая литература в большом дефиците. А если бы вы приехали выступить перед читателями, то было бы совсем здорово. Заплатить мы вам не сможем, но, кто знает, вдруг вам будет просто приятно, или, по крайней мере, интересно, навестить город, в котором вы бывали когда-то, и поглядеть, как он изменился.

Увлекшись чтением письма, я забыл об опасности, которая подстерегала всех жильцов нашего подъезда на входе и на выходе. Лето, как я сказал, было безумно жаркое, убийственное лето. Уже горели вокруг Москвы леса и торфяники, как это было однажды, много лет назад, и горьковатый запах дыма можно было различить и на окраинах столицы, а иногда он и в центре улавливался, при горячем и сухом, совсем не освежающем, шевелении воздуха. Дуновением я это шевеление не взялся бы назвать.

С ума сходили все, и люди, и животные. И только этим я могу объяснить поведение одной вороны — она попросту спятила. Вот уже четвертый день она дежурила на высокой ветке клена метрах в десяти от подъезда и, стоило кому-нибудь подойти к его дверям или выйти из дверей, как она с пронзительным злобным карканьем неслась на этого человека, стараясь или клюнуть в голову, или цапнуть костистыми лапами или, по крайней мере, ударить крыльями — и, заложив крутой вираж, возвращалась на свою ветку.

Двух старушек она чуть не до инфаркта довела, да и жильцы помоложе с опаской поглядывали, когда выходили на улицу, готовые или голову пригнуть или попробовать поймать ворону резким движением за лапы и свернуть наконец башку поганой птице. Шли разговоры о том, чтобы позвать участкового и пусть он ее подстрелит, она ж и на детей, гадина, кидается, и никакого житья от нее нет.

Никто не мог понять, почему ворона именно наш подъезд избрала для нападений. Может, кто-то из мальчишек, в нашем подъезде живущих, ее вороненка подбил? Может, ее еще как-то обидели? Но мне думалось, повторяю, что у вороны приключился тепловой удар, после чего в ее вороньих мозгах произошло короткое замыкание. По Чехову: «У него было разжижение мозга, и мозг в уши вытек». Ну, а как мозг вытек, так она и пошла войной на ту часть мира, которая оказалась ближе всего.

Как бы то ни было, ее, я думаю, и впрямь настигла бы почетная, хотя и безвременная смерть от пули участкового, если бы не вмешались совсем иные силы.

Я уже сказал, что, читая письмо, я отвлекся от окружающего мира и забыл о вороне. Очнулся я только тогда, когда ворона, бешено каркая, сорвалась со своей ветки и неслась на меня, растопырив когти и вскинув голову так, чтобы сподручней было наносить удар мощным клювом.

Я уже не успевал от нее заслониться… Да я и дернуться не успел, когда откуда-то сверху на ворону обрушилась черная тень, настолько огромная, что наша психованная птица, крупный представитель своей породы, с размахом крыльев сантиметров в пятьдесят, а то и поболее, показалась маленькой и жалкой.

Она успела только хрипло и жалобно вскрикнуть, когда эта черная тень, оказавшаяся роскошным черным вороном, обрушила на нее всю свою ярость. Какое-то время в воздух летели пух и перья, потом ворона то ли сама вырвалась, то ли черный ворон ее отпустил, но ворона, кувыркаясь в воздухе, метнулась за угол дома и исчезла. Исчезла навеки. Не знаю, может, она перенесла свои атакующие действия в другой квартал или на другую сторону Яузы, а может, крепкая взбучка исцелила ее от временного безумия, но мы от нее избавились.

Точно так же исчез и черный ворон, взмыв вертикально в воздух и растаяв в безоблачном небе.

Одна из наших соседок, гулявшая с маленькой лохматой собачкой, вздохнула с облегчением:

— Слава Богу, наказал он эту уродину… Вы-то как?

— Не пострадал, — ответил я. — Не успел.

— Здорово ее этот ворон шуганул, — сказала соседка. — Теперь не вернется.

— Интересно, откуда тут взялся настоящий черный ворон, — сказал я. — Лет десять в Москве их не видел.

— Прилетел откуда-то, — пожала плечами соседка. — Кстати, когда я Муську выводила гулять, он сидел у нас в подъезде, на почтовых ящиках. Через открытое окно лестничной площадки влетел, точно, потому что через это окно и улетел, когда я его окликнула. Я подумала, что он ручной, может, и говорящий. Да вполне возможно, он ручной и есть.

— А как вы его окликнули? — поинтересовался я.

— Карлушей позвала его, как же иначе…

Я кивнул и направился дальше.