Александр Варго - Татуировка [сборник, litres]

Дошли до здания, повел он меня на третий этаж. До той самой стены, где как раз скобы… А на той стене – надпись зеленой краской, крупная такая: «Падай!»

(Вздох и долгое молчание.)

– Это Андрей написал?

– Он признался. Снова заплакал, а я стою, растерялся… Говорю ему: зачем ты так, ведь мальчик погиб? А он плачет, не может успокоиться. У меня и злость прошла, обнял его. Он чуть успокоился и рассказал, что был тут, когда парень этот упал. Они почти и не были знакомы. А когда я снова спросил, зачем он такое написал, он рассказал, что не помнит, как это сделал. Будто что-то овладело им… Или попросило так сделать… Не помнил даже, где краску эту взял! Пришел в себя немного, и, как понял, где стоит, испугался и домой побежал.

– Полагаете, он все это выдумал?

(Долгое молчание.)

(Скрип стула.)

– Нет, не думаю. Сначала были подозрения, но я ему поверил. Черт его знает, что с ним случилось и кто его надоумил написать такое. Но он не со зла это сделал. Да и кто знает, может, и не он написал, а кто подставил его из ребят? Пацаны, они ведь очень жестокие в таком возрасте, я это по себе знаю.

– Это может быть связано с той историей, когда в лесу Андрей рассказал, что будто его позвала мама?

(Кашель, неразборчивое бормотание.)

– Не знаю. Честно вам говорю, я не верю во всякие потусторонние штуки. Все это для меня выдумки и суеверия, а вот когда Софье рассказал про эту надпись, так она в церковь сразу побежала, да и я, признаться, уже сам был к тому близок. Я ж больше вот о чем думал: что, если бы Андрей оказался на месте того паренька?

Лиза убирала со стола, напевая что-то под нос. Андрей после плотной трапезы из пиццы и апельсинового сока, развалившись на стуле, внимательно разглядывал магниты, мухами облепившие поверхность холодильника.

В эту минуту ему казалось, будто в жизни все не так уж и плохо. Конечно, он понимал, что очень скоро это чувство пройдет: вновь вернутся пугающие мысли и новые вопросы, которые будут роиться в голове, будто беспокойные пчелы, поэтому старался как можно дольше удержать это состояние. Однако хватило его ненадолго. Лиза закончила мыть посуду и, вытерев руки о полотенце, пригласила пройти в комнату. Надо бы задать ей вопросы, подумал Андрей. Ему страшно не хотелось окунаться вновь в удушливый абсурдный кошмар дневника, но он понимал: если не сейчас, то другой шанс может представиться не скоро. Ужасно не хотелось портить вечер…

В комнате они устроились на диване, и Лиза села так близко, что сердце Андрея учащенно забилось: он снова ощутил болезненный жар, исходящий от девушки. Чтобы отвлечься, принялся внимательно осматривать комнату, чего не успел сделать раньше. Хотелось понять, кто делит с Лизой ее жилье. Обстановка единственной комнаты никак не указывала на то, что здесь проживает кто-то еще, кроме девушки. У дальней стены, подобный гробу, высился массивный рабочий стол из темного дерева, оставшийся, судя по всему, от отца Лизы. Портрет самого Сергея Смолина смотрел на комнату одновременно печально и чуть сердито. На столе лежал старенький пухлый ноутбук, который сейчас был выключен. Даже спальное место было всего одно. Конечно, диван раскладывался и Лиза могла спать вместе с соседкой или матерью, но смущало не это. Когда они вернулись из кинотеатра, Андрей забрел в ванную, чтобы помыть руки, и заметил всего одну зубную щетку в стаканчике, да и средств гигиены было не так много. И хотя, по словам Лизы, мать уехала за город и ту самую щетку, вероятнее всего, прихватила с собой, Андрей очень сомневался в существовании второго жильца. Мысль о том, что Лиза все выдумала, его порядком пугала.

Андрей вынул из рюкзака прихваченный с собой дневник и положил его на диван.

– Насчет Москарева… Ты всю историю знаешь? – спросил он.

Девушка кивнула и ответила:

– После того как его поймали, по телевизору и в интернете только об этом и говорили. Плюс то, что записал о нем папа.

– Ты никому не рассказывала, что это твой отец помог поймать его?

– Нет. Сначала хотела, но потом передумала. Да и кому рассказывать? Это уже не имело значения. Все равно это бы ничего не изменило. Тем более единственное доказательство, которое осталось, – это дневник, который, как ты сам уже понял, наполнен слишком невероятными историями. Мне не хотелось ввязываться в это.

Лиза придвинулась ближе, и у Андрея невольно перехватило дыхание.

«Чертовщина какая-то», – подумал он. Никогда раньше, оставаясь наедине с девушкой, он не испытывал таких чувств. Если в кинотеатре ее рука успокоила его, то сейчас исходящая от нее энергетика, наоборот, возбуждала, взвинчивала… Он балансировал на грани, уверенный, что стоит Лизе, пусть даже нечаянно, прикоснуться к нему, как он тут же свалится без чувств. Это было слишком странное ощущение – странное и почти невозможное для него. Сила, с которой его тянуло к Лизе, казалась невероятной, почти ирреальной. Вместе с тем именно в эту секунду он чувствовал, будто знает девушку всю жизнь. Все мысли о провалах, о ее отце, о маньяке – все ушло на задний план восхитительной и вместе с тем пугающей смесью таких непривычных для него эмоций…

Вдруг он понял, что, потеряв дар речи, смотрит на Лизу уже слишком долго, и от этого ощутил неловкость. Хотел было что-то сказать, чтобы немного сбавить напряжение, но понял, что искра, проскочившая между ними уже давно, – возможно, еще в тот самый день, когда они впервые встретились в лифте, только сейчас превратилась в настоящий пожар. Лиза тоже это почувствовала. Все было ясно по ее глазам. И так уж вышло, что в этот раз первый шаг сделала она. Рванувшись к нему, словно охотник к добыче, она ладонями ухватила его за лицо и одновременно крепко и нежно притянула к себе, но губы их едва соприкоснулись. В последний момент Лиза ослабила хватку. Андрей, вопреки ожиданиям, не лишился чувств, но в голове его будто бы рванул фейерверк: столь странным казалось происходящее в эти минуты. Андрей не ощущал в полной мере ни похоти, ни вожделения. Он был готов сравнить это со вторым рождением, хотя и не помнил первого. Это было настоящим единением с другим человеком. Единением, в котором скрыты все смыслы и где лежит истина, о которой ведется столько споров. Ему хотелось плакать, смеяться, просить прощения у каждого, кому он делал зло, пусть и самое незначительное. Лиза не просто ласкала его, она лезла прямо в его голову. Все, что происходило дальше, казалось не настоящим, будто он снова провалился… Но на этот раз он падал с радостью. Он не помнил, как их одежда оказалась на полу. Все происходило слишком быстро, но иногда девушка вдруг резко замирала, и вместе с ней замирало само время. Фантастическая греза, из которой Андрей иногда выныривал на поверхность, чтобы набрать воздуха, и куда снова возвращался – это было пограничное состояние, где смешались фантазии, полузабытые сновидения и мимолетные воспоминания. Горячее тело девушки в его объятиях предчувствовало каждое его следующее действие. Угадывало желания. Андрей двигался почти неосознанно, полностью подчинившись инстинкту. Он проваливался в бездну. На мгновение, словно камень, брошенный в спокойную реку, возникло воспоминание о том, как Москарев угадывал предпочтения тех, кому загадывал загадки. Но подобно тому же камню, стремительно уходящему ко дну, от этой ассоциации остались лишь круги на воде. Это должно было длиться бесконечно, Андрей жаждал этого, но в какой-то момент его тяжелое и прерывистое дыхание сменилось тихим стоном. Лиза затряслась, прижавшись к нему с почти нечеловеческой силой. Не открывая глаз, Андрей упал на спину и только сейчас почувствовал, как ему холодно на голом полу. Когда они успели тут оказаться? Но этот холод компенсировало жаркое тело хрупкой девушки, которая прижалась сбоку и нежными пальцами поглаживала его грудь. Андрей закрыл глаза.