Михаил Сельдемешев - Ловцы желаний

Сколько прошло времени? Он потерял ему счет. Превозмогая боль, Артур все полз и полз, покуда земля перед ним вдруг не осветилась. Он услышал голоса. Какие-то люди склонились над ним, его подняли. От этого сознание в очередной раз покинуло Артура…

— Эй, шулер, очнись!

Артур с трудом разлепил веки — кто-то бесцеремонно тряс его голову, больно уцепившись за волосы. Уже начало светать, дождь кончился, и расплывшееся пятно, склонившееся над ним, постепенно обрело черты Карима.

— Никто в этом городе не будет кормить Графа дерьмом вместо шоколада. — В его голосе проскальзывал акцент. — Даже такой ловкий мальчишка, как ты.

Карим сунул руку в карман и вытащил на свет драгоценную булавку, выигранную накануне Артуром.

— Граф решил оставить это тебе на память, Артурчик, — с этими словами его цепкие пальцы впились Артуру в шею.

Не успел он пошевелиться, как Карим оттянул кожу Артура у самого горла и насквозь проткнул ее булавкой. Было очень больно, но Артур лишь прокряхтел в ответ. Тут же несколько человек подхватили его за плечи и поставили на ноги.

— Смотри, какое уютное местечко мы тебе подыскали, шулер, — Карим обвел рукой пространство вокруг.

Это было кладбище. Могильные плиты окружали их со всех сторон и растворялись в рассветном тумане. Прямо под Артуром зияла яма свежевырытой могилы, куда он, спустя мгновение, полетел от грубого толчка в спину. Приземлившись на раненую ногу, он застонал, впившись зубами в нижнюю губу; ибо боль пронзила его от ступни до самой макушки. Опершись спиной о стену могилы, Артур медленно сполз на самое дно. Пахло сыростью, и было очень холодно.

Где-то наверху звякнула лопата, и на Артура посыпались комья земли.

— Тебя будут окружать достойные люди нашего города, — голос Карима казался очень далеким. — Возьми, научишь их своим фокусам. — На Артура вместе с очередной порцией земли посыпались карты. Наверху засмеялись…

Когда он уже не мог шевелиться, а земля забила глаза, скрипела на зубах и проникала внутрь при каждом вздохе, Артур начал беззвучно молиться. Но не за свою жалкую душу, нет. А за то, чтобы ничего подобного не случилось ни с его компаньоном, ни с женщиной, любовь которой ему так и не суждено было разделить.

За несколько мгновений до смерти он, сдавленный со всех сторон земляной массой, силился произнести имя Вероники…

— За всю твою дрянную жизнь у тебя кроме Артура никогда не было больше ни одного настоящего друга, — просипел Медлес после небольшой паузы. — Из ревности ты устроил так, чтобы твоего друга погребли заживо. Но оправдана ли была эта ревность? Ни в коей мере. Вероника никогда не любила и не полюбила бы Артура и в будущем, если бы оно у него было. Он был для нее настоящим другом. Парадоксально, что она предпочла одарить любовью того, кто был достоин этого менее всего. Так за что же Артура закопали живьем? За то, что он сумел полюбить и не сумел предать?

— Замолчи, умоляю тебя, замолчи! — взмолился я.

Вечером следующего дня на место захоронения Артура вернулся один из недавних могильщиков. Он спешно начал раскапывать еще рыхлую землю. Через некоторое время лопата воткнулась в тело Артура, но он уже не мог чувствовать боли. Человек склонился над трупом, бережно разгреб руками землю вокруг его головы, пока на свет не показалась воткнутая в шею галстучная булавка. Он трясущимися руками вытащил ее, сдул землю и обтер о рукав пиджака. Шикарная вещица! Человек выбрался из могилы, наспех закидал землю обратно и поспешно покинул кладбище.

На этот раз Медлес не стал долго меня мучить, и через мгновение я уже снова был доктором Савичевым, который, кстати, даже не знал правил игры в покер. В камере начинало светать, и Медлес исчез.

В этот день желание покинуть камеру меня снова не навестило. Хотя оно и было где-то внутри меня, но очень глубоко и не могло пробиться наружу через завесу непоколебимого желания услышать историю Алфимова. Я знал его много лет как принципиального и рационального человека. Что мог отыскать Медлес в его прошлом? Я обязательно должен был это узнать. И очень скоро я в том преуспел…

Очередное появление Медлеса уже не было неожиданным. Не теряя времени, он заговорил, я, в свою очередь, на какое-то мгновение утратил связь с окружающим миром, а когда пришел в себя, то уже был Алфимовым…

— Так вот почему ее называют Ак-Суу [7] Ак-Суу — в переводе с киргизского «Белая река». . — Я уселся на краю ветхого деревянного моста, любуясь стремительным течением реки, цвет воды которой почему-то упорно ассоциировался у меня с мутноватым огуречным рассолом.

Чуть более двух саженей в ширину, река своим буйным норовом могла посоперничать с любой другой. Мостик, который оказался на нашем пути, перекинулся через нее недалеко от отвесной скалы, которую река огибала. Из воды тут и там торчали огромные камни, вокруг которых вода бурлила и пенилась.

— На твоем месте, Николай, я был бы поосторожнее, — Азамату пришлось повысить голос, чтобы перекрыть шум воды. — Ак-Суу, которой ты так восхищаешься, на самом деле очень коварна.

— Да ты просто пытаешься напугать меня! — прокричал я в ответ.

Мы пересекли мост и отошли на небольшое расстояние, чтобы говорить нормально.

— Если ты свалишься в эту речку, — продолжал Азамат, — даже я вряд ли сумею тебе помочь: сильное течение, острые камни и ледяная вода не оставляют практически никаких шансов. Я много раз становился свидетелем того, как люди попадали в воды Ак-Суу. Так вот — спасти не удалось никого из них.

— Будем считать, что ты убедил меня, — произнес я. — Теперь я десять раз подумаю, прежде чем полезу туда купаться. Кстати, а не сделать ли нам привал?

— До лагеря рукой подать, — ответил Азамат. — Минуем эту гору, а там останется всего две версты.

— Ну, тогда не станем терять времени. Надеюсь, мы хотя бы сегодня успеем к ужину.

Мы снова взвалили заплечные мешки и начали подъем.

— А вообще-то «белый» у нас означает прежде всего «святой», «чистый», — услышал я сзади голос Азамата.

— Да уж, «чистый», — усмехнулся я.

— Говорят, раньше вода в Ак-Суу была такой прозрачной, что можно было разглядеть каждый камешек на ее дне.

— И почему же, интересно, все изменилось? — спросил я.

— Точного ответа нет, — произнес он. — Быть может, река погубила слишком много жизней и Аллах сделал ее воду мутной…

Почти весь дальнейший путь мы проделали молча, так как идти становилось все труднее. Подъем был довольно крутым, а вдобавок к этому щебень под ногами постоянно осыпался, приходилось цепляться руками за ветви деревьев, чтобы не скатываться вниз. Благо ими была усеяна вся поверхность горы. Высоченные ели умудрились пустить свои мощные корни прямо в скалистую породу, да еще и обжиться в ней.