Кэтрин Арден - Медведь и Соловей [litres]

– Возьми меня с собой, батюшка, – уговаривал мальчишка. Волосы лезли ему в глаза. Он пришел с бурым коньком на поводу и надев все свои теплые вещи. – Я уже большой!

– Недостаточно большой, – отвечал Коля, которому это уже надоело.

Ирина спешно вышла из дома.

– Идем, – сказала она, взяв мальчишку за плечо. – Твой отец уезжает. Идем.

– Ты же девчонка! – огрызнулся Сережа. – Ты не понимаешь! Батюшка, ну, пожалуйста.

– Иди в дом, – строго приказал Коля. – Отведи конька в конюшню и слушайся тетку.

Но Сережа слушаться не собирался: он разревелся, бросился бежать, заставив коней шарахнуться, и скрылся за конюшней.

Коля потер лицо.

– Вернется, когда проголодается.

Он взгромоздился на своего коня.

– Храни тебя Бог, братец, – сказала Ирина.

– И тебя, сестрица, – отозвался Коля.

Он чуть сжал ее руку и отвернулся.

Отправляющиеся подтягивали подпруги и проверяли ремешки снегоступов, подмерзшая кожа скрипела. Выдыхаемые облачка пара облепляли волоски в бородах льдом. Алеша стоял на краю двора, и его добродушное лицо было мрачным.

– Тебе придется остаться, – сказал ему Петр. – Кто-то должен присматривать за твоими сестрами.

– Я буду нужен тебе там, батюшка, – возразил он.

Петр покачал головой.

– Я буду спать спокойнее, если ты останешься беречь моих девочек. Вася безрассудна, а Ирина слаба. И, Лешка, ты должен удерживать Васю дома. Ради нее самой. В деревне дурное настроение. Прошу тебя, сын.

Алеша молча покачал головой, но проситься поехать больше не стал.

– Батюшка! – сказала Вася. – Батюшка! – Она встала у головы Бурана: напряженное лицо, черные волосы резко выделяются на фоне белой оторочки шапки. – Тебе нельзя уезжать! Только не сейчас.

– Я должен, Васочка, – устало ответил Петр. Она умоляла его и накануне вечером. – Это моя вотчина и мои люди. Постарайся понять.

– Я понимаю, – согласилась она. – Но в лесу прячется зло.

– Сейчас дурные времена, – подтвердил Петр. – Но я господин своим людям.

– В лесу мертвые твари… мертвецы встают. Батюшка, лес опасен.

– Чепуха, Вася! – рявкнул Петр.

«Пресвятая Дева! Если она начнет рассказывать такие истории в деревне…»

Петр сжал ей плечо с такой силой, что она поморщилась. Вокруг ожидали собравшиеся ехать люди.

– Ты слишком взрослая для подобных сказок, – отрезал он, надеясь, что она поймет.

– Сказок! – отозвалась Вася. Это прозвучало сдавленным криком. Буран вскинул голову. Петр крепче сжал поводья и сдержал коня. Вася стряхнула отцовскую руку. – Ты ведь видел у отца Константина разбитое окно! – сказала она. – Тебе нельзя бросать деревню. Пожалуйста, батюшка!

Люди не слышали всего их разговора, но услышали достаточно. Бородатые лица заметно побледнели. Они смотрели на юную девушку, а потом их взгляды устремлялись на стоящих поодаль жен и детей, таких маленьких и отважных. Петр понял, что если его глупая дочь не уймется, с ними невозможно станет справляться.

– Ты не ребенок, Вася, чтобы пугаться сказок! – заявил Петр. Он говорил ровно и твердо, чтобы успокоить своих людей. – Алеша, угомони сестру. Не бойся, дочка, – сказал он уже тише и мягче, – мы не сдадимся. Эта зима минует, как и все предыдущие. Мы с Колей к тебе вернемся. Не обижай Анну Ивановну.

– Но, батюшка…

Петр сел в седло. Вася ухватилась за узду Бурана. Любого другого тут же сшибли бы с ног и затоптали, но сейчас жеребец только дернул ушами и застыл на месте.

– Отпусти, Вася, – сказал Алеша, становясь рядом с ней. Она не сдвинулась с места. Он положил руку на ее вцепившиеся в уздечку пальцы и, наклонившись, прошептал на ухо: – Не время. Люди сломаются. Они боятся за свои дома, боятся бесов. И потом, если отец к тебе прислушается, станут говорить, будто им командует незамужняя дочь.

Вася шумно втянула в себя воздух, но отпустила Бурана.

– Зря вы мне не верите, – пробормотала она.

Как только она разжала пальцы, отважный стареющий жеребец взвился на дыбы. Понуро люди тронулись следом за Петром. Коля помахал брату с сестрой, и отряд выехал в побелевший мир, оставив этих двоих на дворе.

После отъезда отряда в деревне стало очень тихо. Холодное солнце ярко сияло.

– Я тебе верю, Вася, – сказал Алеша.

– Ты же своей рукой вгонял тот кол! Еще бы ты мне не верил, дурень. – Вася металась, словно посаженный в клетку волк. – Мне надо было все рассказать отцу.

– Но мы ведь убили упыря, – возразил Алеша.

Вася беспомощно покачала головой. Ей вспомнились предостережения русалки и лешего.

– Все еще не закончилось, – проговорила она. – Меня предупреждали: берегись мертвецов.

– Кто тебя предупреждал, Вася?

Вася резко прекратила метаться и увидела, как лицо ее брата застыло от недобрых подозрений. Она почувствовала настолько острый укол отчаяния, что нервно засмеялась.

– И ты тоже, Лешка? – бросила она. – Истинные друзья, старые и мудрые, меня предостерегали. Ты веришь священнику? Я – ведьма?

– Ты – моя сестра, – очень твердо заявил Алеша. – И дочь нашей матери. Но тебе не стоит ходить в деревню, пока отец не вернется.

В тот вечер дом постепенно затихал, как будто молчание наползало вместе с ночным холодом. Домочадцы Петра жались к печи: кто-то шил, кто-то вырезал из дерева, кто-то штопал.

– Что это за звук? – вдруг спросила Вася.

Все постепенно замолчали.

На улице кто-то плакал.

Это были сдавленные рыдания, еле слышные. Но постепенно сомнений не осталось: они слышали приглушенный женский плач.

Вася с Алешей переглянулись. Вася привстала с места.

– Нет, – твердо запретил ей Алеша. Он сам подошел к двери, открыл ее и долго всматривался в ночь. Наконец он вернулся, качая головой. – Там ничего нет.

Однако плач продолжился. Во второй, а потом и в третий раз Алеша подходил к двери. Наконец Вася пошла сама. Ей показалось, что она видит белое мерцание, перелетающее между избами деревни. А потом она моргнула – и все исчезло.

Вася подошла к печи и заглянула в устье. Домовой сидел там, среди горячей золы.

– Она не сможет войти, – выдохнул он среди потрескивания пламени. – Клянусь, не сможет. Я не впущу ее.

– Ты уже так говорил, а упырь все равно влез, – тихо пробормотала Вася.

– Комната того труса – это другое, – прошептал домовой. – Ее я защитить не могу. Он наложил на меня запрет. А вот сюда сейчас той не войти. – Домовой стиснул руки. – Она не войдет.

Наконец луна зашла, и все пошли спать. Вася с Ириной жались друг к дружке, завернувшись в меха, вдыхая черную тьму.

Внезапно плач раздался снова, совсем близко. Обе девочки замерли.

В окно заскреблись.

Вася посмотрела на Ирину: та неподвижно застыла рядом с ней, широко раскрыв глаза.