Нил Гейман - Пляска фэйри. Сказки сумеречного мира

– Как красиво, – вырвалось у меня.

– Как оно и должно быть, – эхом подхватил Лён. – Всегда.

Что-то в том, как он на меня смотрел, заставило меня устыдиться.

– Прости, что я выкинула ваши грибы, – сказала я… и тут мне в голову пришла идея. – Если ты дал мне их специально, это значит, что я должна была увидеть какой-то особенный сон?

– Теперь этого сказать нельзя, – Лили оседлала красный диск на моем «мобиле» и теперь каталась на нем, как на качелях в парке аттракционов.

Он плавал под ней вверх и вниз; «мобиль» вертелся каруселью ярких спектральных цветов.

– Иногда сны открывают двери, – продолжала она. – А иногда сон – это фонарь, что освещает тебе путь.

– Так что я теперь заблудилась и застряла, – подытожила я, чувствуя страх пополам с печалью.

Мысль о смертных, которые разозлили фэйри и заблудились навеки между мирами, решительно отказывалась покидать голову.

Лили склонила изящную головку набок. Глаза у нее были холодные и серебряные, как изморозь.

– Может статься.

В дверь позвонили. Я подскочила и скорее глянула на часы. Это наверняка Робби.

– Приведи его к нам, – сказала Лили.

У меня словно что-то упало в животе.

– Нет. Я знаю, что разозлила вас, и сожалею об этом, но наказывать его за то, что сделала я, просто нечестно.

Робби позвонил снова, и я возблагодарила свою счастливую звезду, что дома никого нет, и кроме меня, его явно никто не впустит. Да, я просто не стану открывать, и тогда он уйдет, просто уйдет.

– Двери должны отвориться, – провозгласил Лён.

Через секунду я услышала, как входная дверь открылась. Робби позвал меня по имени. Я не ответила, просто послала ему отчаянный мысленный зов: не входи! Не подходи! Поворачивайся и беги со всех ног!

Полезная вещь эти мысленные штуки, когда имеешь дело с фэйри: Робби направился прямиком к моей комнате и постучал.

– Я еще не готова, – пискнула я. – На самом деле я себя плохо чувствую! Робби, нам придется все отменить… Я не могу пойти…

– Врунья! – голос Льна был чистое, неразбавленное презрение.

Лили уже больше не качалась на «мобиле». У меня на кровати есть плюшевый кот по имени Кенни – так вот, она восседала, скрестив ноги, как раз у него между ушами.

– Двери должны отвориться, – приказала она, и моя собственная дверь, до того крепко запертая, послушно распахнулась настежь.

Робби шагнул в комнату. На нем были черные джинсы, черная футболка, плюс гитара на спине.

– Черри? У тебя тут все окей?

Потом его взгляд перескочил с меня на Лили и Льна, и тут же вся краска сбежала с лица, а в глазах снова мелькнуло то самое выражение… только на сей раз я поняла, что это было. Узнавание.

– Ого, – произнес он едва слышным шепотом.

Двигаясь очень осторожно, он снял гитару, прислонил ее к стене, подошел к моей кровати и сел. Лили и Лён переместились в пятно света от бра у меня в изголовье и встали прямо над Робби, словно собирались судить его.

– Я… – он набрал воздуху. – Я вас уже видел, раньше.

– Ты… что?! – воскликнула я.

– …когда мне было четыре, – закончил он.

Я почувствовала себя так, будто меня предали… будто я застала его с другой девчонкой.

– Ты же говорил, что ничего не знаешь о фэйри.

– Я почти умирал, у меня было воспаление легких, – он все еще не отрывал глаз от этой парочки. – Все эти годы… я думал, что это был бредовый сон под температурой.

– Иногда смертные видят правдивые сны, – заметила Лили.

– Ты что, звал их, как Аннализа? – обвиняюще вопросила я.

В первый раз с тех пор, как вошел в комнату, Робби перевел взгляд на меня. Когда он снова заговорил, голос у него чуть-чуть дрожал – а ведь раньше за ним никогда такого не водилось.

– Когда мне было четыре, мои родители крупно поссорились. Мама так расстроилась, что бросила младших детей с отцом, схватила меня и уехала в Йосемите [61]. Она выросла в холмах, всю жизнь ходила там в походы, так что первый инстинкт у нее был сбежать куда-нибудь на природу, подальше от цивилизации. Я почти ничего об этом не помню – только что на третью ночь, когда мы были за много миль от всех дорог и стоянок, меня свалила та лихорадка. Я весь горел. Мама не могла оставить меня и сама пойти куда-то за помощью, а нести меня было слишком тяжело. Я помню только, как она качала меня на руках, плакала, говорила, что я умираю, и это она во всем виновата, и молилась горам и деревьям, чтобы они нам помогли… – Он криво улыбнулся мне. – У отца семья строго католическая. Они молятся всем святым, про каких ты в жизни слышала… а вот мама молилась деревьям и камням.

– И фэйри? – подсказала я.

Робби вздохнул, выровнял голос.

– Я, наверное, так и заснул у нее на руках. Потому что проснулся потом посреди ночи: мама была в отключке, а над горами висела полная луна. Не знаю, зачем, но я вылез из спального мешка. Мы встали на полянке среди хвойных деревьев – дугласовых пихт, кажется, – и луна светила так ярко, что кругом было все видно. Я насмотрелся всяких зверей той ночью: и койота видел, и норку, и рысь. Пуму видел, ястребов и орлов, и большущих филинов, и целое семейство медведей. Все они вышли, показались мне и никто не напугал. А потом я увидел вот их, – он кивнул на фэйри. – Там были эти двое и еще другие. Много других. Я смотрел на них и знал, что мне ужасно плохо… я подумал, что… – Робби закрыл глаза, но все же выдавил следующие слова. – Я был не в себе от температуры. Я подумал, что они пришли меня забрать… но тело как-то оставят, так что мама утром найдет меня – мертвого.

– Иногда мы так и делали, – тихо сказала Лили. – Но не с тобой.

– Так что, вы пришли за ним сейчас? – воскликнула я, совершенно перепуганная.

Но ответил мне Робби.

– Они спасли мне жизнь, Черри. Они сотворили какую-то… – магию, наверное, и температура спала, и вот, я до сих пор здесь.

– Мы не могли дать тебе умереть, – сказала ему Лили. – Нам нужна твоя музыка. Ты должен играть песни гор и деревьев, песни диких созданий, которые пришли к тебе тогда.

– Я перед вами в долгу, – сказал он негромко, но твердо.

– Не говори этого! – взмолилась я: все прочитанные утром истории обвалились на меня эдакой панической кучей. – Это значит, что они могут прийти и потребовать долг. Они заберут тебя под холм, чтобы ты им играл, и ты решишь, что это концерт минут на десять, а потом выйдешь наружу, а тут сто лет прошло, и мы все уже умерли, и…

– Ты снова выказываешь нам неуважение? – сурово осведомился Лён.

Я стремительно заткнулась. Все и так плохо, а я сейчас сделаю еще хуже. Робби и фэйри – а, может, еще фэйри и Аннализа – связаны друг с другом. Фэйри пришли в его жизнь, когда он был еще совсем крошкой, и, судя по всему, больше не уходили. И с Аннализой они, видимо, тоже останутся? И что мне, спрашивается, делать посреди всего этого? А может, я специально влипла в эту историю, потому что… могу менять ход вещей?