Нил Гейман - Пляска фэйри. Сказки сумеречного мира

И перекинулся в сову.

– Погоди, – остановил меня Золотой. – Куда ты собрался?

– В трактир.

– А не хватит ли с тебя на сегодня?

– Нет.

Я летел к трактиру «Перо» – сквозь ночь, блиставшую огнями. Как же я упивался всем, что подарил мне облик совы! По пути я подкреплял силы мышами: выслеживал их по еле слышным шорохам и убивал своими мощными когтями и клювом.

Наконец, я опустился на дерево за кругом света, который разливался от факелов на стенах трактира.

Теперь надо было преобразиться опять – и меня это пугало. Для начала я вернулся в свое родное обличье, в тело фэйри по имени Сова, и сказал себе: « Запомни ». Затем окинул взглядом свои зеленые одежды. Встречал ли я хоть раз человека в такой тунике с разрезными рукавами? В таком изысканном плаще, расшитом колдовскими узорами и укрепленном чарами тепла? В таких чулках и башмаках? Нет. Пока мои дары и силы все еще были при мне, я переменил ткань своих одежд на более грубую, неприметного бурого цвета, а всю кожу тонкой выделки – на что-то попроще. Слез с дерева, прислонился к стволу, в последний раз окинул взглядом ночь, вдохнул ее запахи – и потянулся к своему второму «я».

Глаза я открыл уже в другом мире – приглушенном, скрытом от глаз и леденящем кровь в жилах. Я задрожал. Будет ли в конюшне хоть немного теплее?

– Погоди.

Я посмотрел вниз, откуда донесся голос. Рядом со мной стоял кто-то крупный, темный и мохнатый, на четырех лапах.

– Тебе понадобятся деньги, – сказал мой учитель. Сейчас он был волком и говорил по-волчьи, но даже теперь, очутившись в этом чужом теле, я его понимал. И на том спасибо. Он уронил к моим ногам мешочек, в котором что-то звякнуло. – Будь осторожен, Сова. Прежде, чем пойдешь к ним, достань несколько монет и отложи. Предлагай только по одной, когда нужно будет что-то купить или заплатить за еду или кров. Ни в коем случае не показывай им все деньги сразу: они убивают друг друга за серебро – даже за волшебное серебро, которое продержится всего день, как это. Они не поймут, что оно волшебное, но запомни: к тому времени, как оно исчезнет, ты уже должен быть далеко. Нож у тебя с собой?

Я похлопал по ножнам, в которых прятался кинжал, сработанный из стекла огненной горы.

– У них будет железо, – сказал мой учитель.

Я вздрогнул. Мне доводилось видеть, что способно сотворить с нами железо. Один мой знакомый просто дотронулся до железа – и у него усохла рука. А одна из моих теток укололась о железный шип, отравилась и умерла.

– Может, оно тебе и не повредит. Может, тебя защитит отцовская кровь, особенно в этом обличье. Если увидишь железо, проверь. Поднеси к нему руку и посмотри, что будет. Если вдруг выяснится, что ты можешь прикасаться к железу без опаски, это хорошо. Всегда полезно знать такое заранее. И не рассказывай им ничего лишнего! Не доверяй им. Я буду ждать здесь.

– Спасибо.

Я достал шесть серебряных монет из мешочка, переложил их в боковой карман, а мешочек заткнул за пояс на спине, под плащом.

Слегка пошатываясь, я вышел из-за деревьев, росших здесь не так густо, как в глубокой чаще, и ступил на двор – грязный, истоптанный вдоль и поперек и залитый светом факелов. Грязь, перепаханная сапогами, колесами и копытами, застыла неровной коркой и громко хрустела у меня под ногами. Я направился прямиком к конюшне и заглянул поверх двери – невысокой, вполовину ниже обычной. Петухи молчали. Мыши тоже. Но собака, привязанная у задней двери трактира, залаяла, как только я взялся за щеколду и задумался, как же она открывается.

Двое конюхов вышли из комнаты, где хранилась сбруя. Один что-то жевал (судя по запаху – хлеб с горячим мясом) и половину куска все еще держал в руке.

– Чего надо? – спросил другой, повыше первого, но такой же чумазый. У обоих торчала солома из волос.

Я улыбнулся, радуясь, что и этот язык все еще могу понимать, хотя и перекинулся в низшую форму. Человечий говор я выучил, подслушивая у дороги.

– Я хотел бы посмотреть на лошадей, – сказал я.

– Зачем?

Зачем? А что, для этого еще и повод нужен?

– Потому что это лошади.

– Полоумный, что ль?

– Нет.

Парни переглянулись.

– Просто посмотреть? – уточнил тот, который жевал.

– Ну и потрогать, если можно.

Он проглотил свою жвачку и пристально посмотрел на меня.

– Иди ужинай, Хэнк. Я разберусь.

– Как скажешь, Робин, – ответил тот, что повыше, и ушел обратно в сбруйную.

Робин открыл дверь и впустил меня.

– Ну и откуда же ты такой взялся?

– Из леса.

– Хочешь посмотреть на лошадей, значит.

– Да.

– А ты когда-нибудь чистил лошадь?

– Никогда.

– Хочешь попробовать?

– О-о-о, да!

Он откусил еще кусок хлеба с мясом, сходил в сбруйную и вернулся уже без еды, но с двумя щетками.

– Покажу тебе на Бесс, как это делается. Какой-то чужак на ней приехал. Чистить ее надо так и так, а лишние руки не помешают.

И он повел меня в стойло, где стояла большая коричневая лошадь. Она была теплая и пахла большим животным и кисловатым потом. Она посмотрела на нас, опустила голову и принюхалась. Пахнула на меня горячим и сладким сенным духом, щекотно мазнула усами мне по лицу.

– Лошадь, – прошептал я и протянул ей руку. Она тщательно обнюхала ее, раздувая ноздри.

– Можешь ее потрогать. Как тебя звать, а?

– Сова.

– Вот так имечко! Ладно, Сова, можешь погладить ее по морде, но не тяни время. Работа не ждет.

Я погладил ее между глаз. Лошадь толкнула меня в ладонь.

– Держи. – Парень протянул мне щетку, и мы прошли глубже в стойло. Тут он показал мне, как правильно вычесывать лошадь: нужно смотреть, в какую сторону растут волосы, и водить щеткой по шерсти, а не против. Кое-где шерсть скручивалась завитками и меняла направление. – И не бойся нажимать покрепче. Ей понравится.

Он оставил меня ненадолго, а потом вернулся с широкозубым металлическим гребнем и показал мне, как расчесывать лошади гриву и хвост.

– И берегись задних ног, – добавил он. – Не дергай слишком сильно, а то она тебя лягнет. Усек?

– Да. Спасибо тебе, Робин.

– Э-э-э… Да не за что. Поработай тут, а я пока доем ужин. Потом покажу тебе, что делать дальше, идет?

Он ушел и оставил меня с лошадью. Я принялся чесать ее щеткой и заодно изучать. Она разрешала прикасаться к себе везде, лишь бы не слишком внезапно: ей нужно было понимать, что я делаю. Я обнял ее за шею, и она не возражала. Она научила меня нескольким словам своего языка: «да», «нет», «о-о-о, еще, еще, это очень приятно!». Лошадь. Наконец-то! Я продолжал чесать ее, пока вся шкура не заблестела, а потом привалился к ее боку, прижался головой к груди и стал слушать сердце. Может, во мне все-таки есть лошадиное наследие? Смогу ли я открыться ему? Смогу ли я сам стать лошадью?