Бэзил Коппер - Морок над Инсмутом

Пока мы сидели, прихлебывая чай и слушая щебетание хозяйки, я ощутил в себе странное сочетание легкости и неловкости. Если фестиваль и в самом деле стоит посмотреть, то почему она сама нам о нем не расскажет? И еще, показалось мне, или она в самом деле время от времени наклоняла голову к плечу, точно прислушиваясь к чему-то?

Через несколько минут ответ на второй вопрос был найден. Мы услышали, как открылась и после долгой паузы снова закрылась входная дверь. Ни на миг не прекращая сухой и неинформативной болтовни, старая перечница боком подошла к двери гостиной, но не вышла, а толчком закрыла ее. Мы со Сьюзан наблюдали за ней, недоумевая, что она затеяла. Возможно, мне так показалось от усталости, но ее болтовня на миг потеряла связность, как будто ее внимание было поглощено чем-то другим. Пару минут спустя она словно пришла в себя и снова открыла дверь. Затем, ни с того ни с сего, пожелала нам доброй ночи и вышла.

Выкрутасы хозяйки гостиницы, пришедшиеся на самый конец дня, который тянулся целую вечность, рассмешили нас: не потому, что были на самом деле смешны, а потому, что их неуловимую странность хотелось прикрыть каким-нибудь звуком. Вообще-то нам было не до смеха, когда мы, с трудом вытащив себя из дьявольски неудобных кресел, пошатываясь, побрели наверх.

По лестнице я шел особенно тихо, ведь на мне не было ботинок. Странно, что старуха этого не заметила или, по крайней мере, ничего не сказала.

Следующий час сохранился в моей памяти в виде путаных фрагментов. Я очень об этом жалею, ведь где-то там может быть ключ к тому, что случилось позже. Не знаю. Вот что я помню.

Мы шли наверх, в нашу комнату, мимо дверей, под которыми виднелись яркие полоски света и за которыми, кажется, шептались о чем-то голоса. Пока мы петляли по коридору, мне подумалось, что сквозь потолок начинает проникать дым. Разумеется, никакого дыма не было. Просто я не очень хорошо видел. Внезапно я почувствовал себя очень пьяным: таким пьяным я не был весь вечер. Сьюзан, опережавшая меня всего на шаг или два, казалась очень далеко, а сам путь по короткому, в общем-то, коридору занял невозможное количество времени. Внезапное шипение из-за двери, мимо которой я проходил, заставило меня шарахнуться на противоположную сторону коридора, где я врезался в другую дверь. Кажется, мой шум заставил утихнуть какой-то звук, хотя что это был за звук, я не помню. Пока я, положив голову на дверь нашего номера, пытался вспомнить, как пользоваться ключом, мое дыхание внезапно участилось, а плечи бессильно обмякли. Туман снова застлал мою голову, и я, с большим трудом повернувшись к Сьюзан, которая покачивалась рядом со мной, спросил у нее, как она себя чувствует. Вместо ответа она вдруг прижала ладони ко рту и поковыляла к туалету.

Я подался было за ней, но, сообразив или решив, что помощи от меня будет мало, ввалился в нашу комнату. Выключатель меня не заинтересовал, то ли из-за слабого лунного света, который сочился внутрь, то ли потому, что я все равно не смог бы его найти. С вялой жестокостью вырвавшись из объятий пальто, я плюхнулся на кровать. Начал расстегивать рубашку, но тут же бросил. Это было мне не по силам.

Пока я сидел там, сложившись пополам, я понял, что мне стало еще хуже. Почему и в чем вообще проблема, было непонятно. Напоминало случай, когда я отравился подозрительной пиццей из морепродуктов. Через пару часов после еды я почувствовал себя… ну, в общем, странно, даже затрудняюсь сказать, как именно. Мне было не то чтобы плохо, просто я как бы отключился от всего, и все стало чужим. Вот и теперь у меня было похожее ощущение, точно я выпил все вино в мире и закусил его кислотой. Комнату заполнили темные клинья цвета, не имевшие отношения к вещам и размерам, и, если бы меня попросили их описать, я не знал бы, с чего начать.

Вдруг я вспомнил, что Сьюзан блюет в туалете, вскинул голову, размышляя, не отправиться ли ей на помощь, и тут же выключился.

Кожа Сьюзан была теплой и немного потной. Мы перекатились, и я почувствовал, что оказался в ней, хотя как, понятия не имею. Помню ее подбородок сбоку, помню одну ее руку и волосы, падающие мне на лицо: но совсем не помню глаз.

Помню, как в какой-то миг почувствовал на своей щеке что-то мокрое, как будто она заплакала снова, но лучше всего я помню жару, темноту и ощущение своего полного отсутствия.

Первое, что я сделал, проснувшись, — тихонько застонал. Я лежал на боку, лицом к окну, и слабый луч солнца шарил по моей голове. Ощущение было такое, словно из меня вынули мозг, поскребли его наждачной бумагой и вставили назад, — свет нужен был меньше всего. Очень хотелось повернуться к нему спиной, но совершенно не было сил. Поэтому я стонал.

Через несколько минут я медленно перекатился на спину и тут же заметил, что Сьюзан рядом нет. Мне смутно помнилось, что она все же пришла в постель вчера ночью, поэтому я решил, что она, наверное, встала первой и пошла в душ. Снова перекатившись на бок, я с усилием потянулся к столику у кровати. Моих сигарет там не оказалось, что было странно. Ложась спать, я всегда выкуриваю на ночь сигарету. Видимо, прошлый вечер стал исключением.

Внезапно проснувшись, я рывком сел. Что я делал перед сном вчера вечером? Я не мог вспомнить. Мое пальто кучей лежало на полу, и в моей памяти всплыл тот момент, когда я высвобождался из него. Протянув руку, я нашарил в кармане сигареты и зажигалку и рассеянно закурил. Болезненно щурясь, я оглядывал комнату и заметил кое-что странное.

Пакет с банными принадлежностями Сьюзан лежал на стуле у окна.

Оглядываясь назад, я понимаю, что с того самого момента знал — что-то случилось. В ускоренном режиме перематывая пленку памяти, я все поставил на свои места, но понял именно в тот миг.

Пакет Сьюзан был здесь, в комнате. Она не взяла его с собой, но почему? Может, она пошла в душ не мыться, а потому, что ее опять тошнило? Я встал с кровати и, преодолевая грохот отбойных молотков в голове, принялся вставлять себя в какую-то одежду, что оказалось ничуть не легче, чем продеть в игольное ушко шерстяную нитку. Выходя из комнаты, я захватил с собой ее пакет, на всякий случай.

В душевой никого не было. Шкафчики были заброшены, в ванной и душевых кабинах было пусто. Не просто пусто, а холодно, тихо и сухо. Я торопливо вернулся в комнату, причем в голове у меня значительно прояснилось. Так прояснилось, что даже странно: обычно у моего организма уходит не меньше часа на то, чтобы справиться с похмельем. Руки в боки, я оглядел комнату, пытаясь представить, куда она могла подеваться. Потом я заметил, что на окно упала тень облака, и поспешил к столу, где лежали мои часы, чтобы посмотреть время.

Без двадцати четыре.

В первую минуту меня охватила такая паника, как будто я проспал главную встречу в жизни. А то и хуже: как будто она только начиналась, в эту самую минуту, но на другом конце города. Пока я метался по комнате, натягивая верхнюю одежду, страх немного развеялся. Обычно по утрам я принимаю ванну, не люблю показываться на люди, пока не помоюсь: поэтому я и говорю, что знал уже тогда — что-то пошло не так. Может быть, вчера вечером случилось то, о чем я забыл, но именно это подавленное воспоминание и подсказывало мне теперь, что не все в порядке. А вовсе не ванна.