Бэзил Коппер - Морок над Инсмутом

— Думаю, Уэйт прав. Это жертвенник. — Сложив ладони лодочкой, он прикурил сигарету. — Желобки явно предназначались для того, чтобы по ним стекала кровь.

— Человеческая, надо полагать.

Кэллоуэй пожал плечами.

— Зависит от того, о какой именно милости жрецы намеревались просить богов, — сказал он. И снова помахал рукой Уэйту. — Нашему другу не терпится показать нам могилу.

Пока мы прогулочным шагом шли назад, я с интересом разглядывал стоячие камни. Они были небольшими, примерно как те, что в уилтширском Эйвбери, только поменьше числом, но, несмотря на это, каждый из них наверняка весил очень много. Оставалось лишь удивляться, сколько труда положили люди древности на то, чтобы перенести эти колонны на громадное расстояние и поднять на такую высоту.

— Извините, что веду себя, как нянька, — сказал Уэйт, когда мы вернулись к нему. — В этой части побережья береговая эрозия — серьезная проблема. Иные утесы ближе к Гастингсу теряют по нескольку футов ширины в год из-за оползней. Это еще одна причина, почему мне так не терпелось добраться до этого места. Мне хотелось проникнуть в его секреты раньше, чем оно рухнет в море.

Он взял большой фонарь, протянутый ему одним из студентов, и начал углубляться в недавно прорытый тоннель, а мы гуськом двинулись за ним. Вход был низкий, и нам пришлось согнуться в три погибели, чтобы пройти. Я сочувствовал Кэллоуэю, который был недостаточно гибок для подобных упражнений. Внутри оказалось еще хуже, там нам вообще пришлось опуститься на корточки и так, шаркая, продвигаться вперед. Пройдя таким манером ярдов пять или шесть и едва не растянув себе ноги, мы уперлись в большой камень, который перекрывал вход в могилу. Он все еще стоял на месте, несмотря на явные следы попыток расчистить землю вокруг, которая, слежавшись, не давала его сдвинуть.

— Как видите, нам пока не удалось прорваться, — сказал Уэйт. — Но рано или поздно мы это сделаем. — Он направил луч фонаря в сторону. — А вот один из тех рельефов, о которых вам уже известно, Кэллоуэй.

Фотографии не смогли передать искусство каменотеса, который вырезал то изображение. В свете фонаря, в окружении резких теней фигура на кресте казалась странно живой, я даже испугался, как бы она не начала извиваться и корчиться.

— Какая она… жуткая, — сказал я. Уэйт улыбнулся, довольный моей реакцией.

Кэллоуэй потянул руку и нежно коснулся изображения.

— Невероятно, — прошептал он.

Уэйт направил фонарь на другой косяк, где была высечена точно такая же фигура.

— Ну, вот, Кэллоуэй, вы эксперт по всякого рода странностям, скажите, что означают эти фигуры?

— Ничего подобного раньше не видел, — солгал Кэллоуэй.

— Понятно. — Уэйт явно был разочарован. — Вот еще что, — добавил он, скользнув лучом фонаря по притолоке. — С тех пор, как я послал вам те фото, мы смогли расчистить это. Теперь совершено ясно, что могила римская.

На каменной притолоке была отчетливо видна высеченная резцом латинская надпись: HIC CET РШБСиЗ.

— Я много знаю о римской Британии, — сказал Уэйт. — Но ни разу не встречал имени Приска. А он, видимо, был значительной персоной, раз заслужил такое погребение.

— Или, наоборот, обыкновенным солдатом, — предположил я. — Важность которого была чисто символической, почему его имя и неизвестно историкам. Вечный воитель, универсальный солдат.

Уэйт покачал головой:

— Нет, отец Ши, римляне никогда не оказывали почестей простым солдатам, хороня их в значительных могилах, и тем более не скрывали могилы так, как эту. А уж о том, чтобы высечь имя простого солдата на надгробии, не могло быть и речи.

— Жаль, — ответил я. — Великие мгновения истории принадлежат простым людям не менее, чем выдающимся. По-моему, нам следовало бы знать имена не самых крупных фигур на шахматном поле истории. Мне, например, очень хотелось бы знать, как звали центуриона в Калвари.

— Дукус Уэйнус, — буркнул Кэллоуэй, который обожал плохие эпические фильмы. Уэйту он скучным голосом сказал: — Это вполне могло быть полковое знамя, принадлежавшее какому-нибудь легиону наемников. А теперь я вылезаю, пока мои ноги не свело окончательно, не то как бы вам не пришлось тащить меня отсюда бульдозером.

С трудом выбравшись из кургана, мы долго с осторожностью разминали затекшие мышцы ног. Помню, я еще подумал, как, интересно, чувствует себя шахтер к концу восьмичасовой смены. Кэллоуэй достал свой портсигар и закурил.

— Жаль, что я ничем не могу помочь вам, Уэйт. И спасибо за то, что дали мне возможность взглянуть на могилу; это было интересно. А теперь нам пора, нам еще далеко ехать.

Археолог сокрушенно улыбнулся.

— Ну, что ж, самые приятные загадки те, которые приходится долго разгадывать. Вы меня извините, если я не стану вас провожать. Побуду еще здесь, посмотрю, что моя команда сделала за сегодня. Кен отведет вас к машине. — Пожав нам руки, он отвернулся.

Когда мы достигли гребня холма, я оглянулся. Уэйт был уже погружен в работу и параллельно, по всей видимости, читал лекцию восхищенно внимавшим ему слушателям. Полагаю, из него вышел бы хороший учитель.

Пока я открывал дверцу «Лендровера», Кэллоуэй спросил у Портера:

— Вы с уважением относитесь к Уэйту?

— Конечно, мы все его уважаем.

Кэллоуэй вытащил из своего кармана карточку и подал ее молодому американцу.

— Мне не нравятся эти раскопки, — сказал он. — Меня можно найти по этому адресу. Я хочу, чтобы вы связались со мной, если на этом раскопе что-нибудь хотя бы в малейшей степени станет вас тревожить. Если меня не окажется на месте, оставьте сообщение. Но не говорите об этом Уэйту. Я не хочу давать ему повод для беспокойства.

— По-вашему, здесь что-то может пойти не так? — спросил я, разворачивая автомобиль.

— Может быть, — ответил он, закуривая очередную плоскую турецкую сигарету.

Покурив несколько минут в молчании, мой друг сказал:

— По крайней мере, теперь я знаю, куда девался Приск.

— Не обыкновенный солдат? — спросил я.

Кэллоуэй опустил окно и выбросил окурок.

— Совершенно не обыкновенный.

Я подождал продолжения, но не дождался.

— Рас с кажи-ка мне, что ты знаешь.

Кэллоуэй кивнул.

— В первом веке нашей эры, в правление императора Веспасиана, семейство Приска исчезло вместе со всеми слугами и рабами, а их имя было вычеркнуто из всех документов, даже из тех, которые относились ко временам ранней республики. И все из-за Вителия Приска, который, как я полагаю, лежит в той могиле. Если кто-нибудь из профессиональных историков и слышал когда-нибудь имя Приска, то только как легенду, не подтвержденную документами. однако в определенных оккультных кругах его история широко известна.

Вителий Приск был патрицием и занимал высокий офицерский чин в армии. Он был хорошим солдатом и, в отличие от многих представителей своего класса, предпочитал проводить время подальше от той пучины разврата, в которую погрузился Рим. Ему нравилось вести военные кампании в дальних странах, он любил участвовать в настоящем бою. Был он известен и как ученый, некоторое время даже считался протеже Петрония Арбитра, с которым, однако, благоразумно порвал, едва тот впал в немилость у Нерона. одним словом, ему надо было только стараться не испортить отношения ни с кем из тогдашних сумасшедших цезарей, и блестящее будущее было ему обеспечено. В свое время он получил должность помощника губернатора Египта.