Регина Лукашина - Блеф во спасение

Лена внимательно осмотрелась по сторонам. В античном Иерусалиме и в средневековой Москве это место было людным торжищем. В Иудее место, где были произнесены слова в адрес женского населения города, который будет скоро разрушен, находится часовня святого Харлампия, а на стене — камень с латинским крестом и надписью «Nika». То есть победа? О, связь времён, тончайшие энергетические нити потаённого знания, заставляющие людей необъяснимо следовать неким силовым линиям, поступать так или иначе. На фотографии 1910 года, что демонстрирует экскурсии Дмитрий, видно — ещё до переноса к ГУМу и собору Василия Блаженного именно тут в 1818 году установили памятник «Гражданину Минину и князю Пожарскому благодарная Россия». Князь, что держится за меч, облачён в античные одежды. А купеческий староста показывает рукой на запад, туда, откуда шла напасть польской оккупации.

— Разумеется, имелось в виду не только управление землями, но и задача, что принял в качестве расплаты за помощь в захвате престола самозванец, и за противодействие чему был насмерть заморён голодом в Чудовом монастыре патриарх Гермоген 17 февраля 1612 года, — рассказывает гид — По «благословению» Римского папы посланцы Речи Посполитой должны были истребить на Руси веру православную, ортодоксальную византийскую, и привить латинскую, то есть католичество. «Что вы мне угрожаете? — так он отвечал на высокомерные приказы своим жадным до власти гонителям, незваным и беззаконным гостям родной земли. — Боюсь одного бога. Если все вы, литовские люди, пойдёте из Московского государства, я благословлю русское ополчение идти от Москвы, если же останетесь здесь, я благословлю всех стоять против вас и помереть за православную веру».

Лена снова ушла в свои размышления. Победа, победа… Памятник вождям освободительного восстания в 1612 году был перемещён. Однако симметрично тому же парадному входу в Исторический музей, отбрасывая блики торжества над недругами, возведён памятник Георгию Жукову. Маршалу Победы. Победа!.. Вот оно, совпадение с остановкой «для беседы с благочестивой женщиной» на Via dolorosa. Медная проволока в руках Лены завертелась с увеличивающейся скоростью, алым светом загорелся контур внутри линзы. И там же внутри выступили кровавые буквы, словно в знак подтверждения истины — несмотря на плач, стон и бедствия Россия победит. Всего несколько букв. Древнегреческий? Знание этого языка обязательно для просвещённого человека в XV веке. Не для бояр, власти, князей и богатых воров. Для учёных, для благородного сословия в изначальном смысле слова.

— Йоргос, — она осторожно тронула за локоть своего приятеля-артиста, слушавшего гида так, словно на утро сведения лекции на пленэр надо было бы сдавать на государственном экзамене, — подскажи, как переводится… Я боюсь ошибиться, мне нужно точно. Ev apxh hvo…

— Ин архи ино… Лоуос. В начале было слово, — шёпотом сказал грек.

— Евангелие от Иоанна ЕЕ Книга бытия, кажется, — добавил его брат.

Потом оба просвещённых грека отвернулись от подруги и стали как ни в чём не бывало слушать экскурсовода. Ведь им же было велено не обращать внимания на фокусы Ленки! А кто знает эту чудачку, что она изображает на этот раз. Наверняка какой-то новый телевизионный эксперимент. Но гид, по знаку инициатора всего этого похода, подвёл их к Никольской башне, развел в стороны руки и завёл финальный монолог.

— Валечка, дорогая! Дим, ты просто сам Аристотель в садах атлета Академа. Деньги вот… Позвоню тебе на счёт частной школы журналистики на будущей неделе, ладно? Есть кое-какие соображения. Полагаю, предметы ваши — антикризисный пиар, семиотика, медиа-планирование — то, что надо.

— Спасибо вам, ребята, очень выручили!.. — Лена поочерёдно прощалась с друзьями-артистами, кому-то подставляя щёку, кого-то хлопая по плечу, — с меня, как и обещано, поляна!

— Да перестань ты, в самом деле! Такое удовольствие нам доставила.

— Уговор дороже денег, Наташа! Тут котлета денег, контора платит.

— Да нам некогда, надо в театр возвращаться. Перекусим там в буфете.

— Тогда так, — вмешался мессир Алдонин, — в любой назначенный тобой день после спектакля организуем междусобойчик на авансцене. На всю твою котлету. Через пару недель едем на гастроли, а потом сообщи Наташе.

— Спасибо, родные мои! Спасибо… Пусть это будет «Ромео и Джульетта». В начале сентября, ладно? До свидания, удачных гастролей. А на прощание, можно? Изнаур, без твоего мяу мне плакать хочется.

— Шшш…Мья-у!

Настоящий джигит никогда не откажет, если просит женщина. С ветки кремлёвской липы с истерическим криком слетела пара галок. Встрепенулся одетый в штатское парень с военной выправкой, что прогуливался вдоль «туалетной» стены в Кремлёвском проезде.

У каждого момента жизни своя правда. Поступая так или иначе, мы делаем выбор, помещённые в предлагаемые судьбой обстоятельства. Думая в этот момент, что поступаем наилучшим образом. Порой даже — единственно возможным. Так даже сломанные часы дважды в сутки показывают точное время. После мы поймём, что ошиблись. Но часы жизни уже уйдут вперёд. Нет человека, что стремился бы сознательно сделать хуже всем и себе. Кайфа заботился о сохранении существующего порядка, и ради спокойствия своего народа выбрал наименьший из вызовов стабильности — попросил помиловать Варавву. Одним из главных лозунгов самого кровавого режима в истории был всё тот же ordnung. Ради процветания одной нации. Даже законченные преступники не объяснят свой поступок чистым злом. А между тем, лучше Шекспира не скажешь — благими намерениями выстлан путь в ад. Меркуцио, произнося эти слова, уже был смертельно ранен из-под руки Ромео. А всего за несколько реплик до того на сцене яростным издевательским вызовом звучит «мяу» Изнаура Орцуева… Соблазнительного, застенчивого, милого. Опасного, как чеченский кинжал. Комедианты, трагики. Печальные, громкие, дурашливые, нежные. Искренние, поскольку притворяться — ваше ремесло. Отзывчивые, чуткие, умеющие забинтовать шуткой язвы душевной боли. Стойкие оловянные солдатики сцены. Верные, легкомысленные. Добрые. Как и все, кто сам многое испытал. Кто плачет под маской и смеётся, сняв её.

Знаете ли вы театр так, как люблю его я?.. До свидания, родные.

Быстрым шагом к напарнице приблизился Михаил, сопровождаемый одним лишь полковником Дубровиным. Тот нацепил на себя широкополую ковбойскую шляпу, и чуть ли не с марша поцеловал Лену в щёку, шепнул:

— Быстро поменяй в фотокамере карту памяти на другую. И не снимай больше ничего, поняла? — ей в ладонь упала пластинка накопителя на тридцать два гигабайта.

— Лен, а почему в начале сентября? — неожиданно спросил напарник.