Маттиас Бауэр - Morbus Dei. Инферно

Все происходило как в кошмарном сне, от которого невозможно было пробудиться.

– Не трогайте девочку, мы ничего не знаем! – закричала Элизабет. – Это правда!

Фон Пранк взглянул на нее со скучающим видом. Бернард покачал головой.

– Что ж, весьма прискорбно. Для малютки.

Он кивнул солдату, и тот знаком велел девочке лезть в корзину.

Виктория посмотрела на отца, который корчился от боли, прижатый алебардой. Потом подняла глаза на солдата и медленно влезла в корзину.

Иоганн лихорадочно огляделся. На площади перед собором не было ни души – должно быть, все прятались по домам.

Что теперь? Где им искать Элизабет и Йозефу? Где располагались тюрьмы инквизиции?

Не раздумывай над тем, чего не знаешь.

Иоганн закусил губу. Снова огляделся: у некоторых надгробий мерцали свечи, словно одинокие души в море тьмы.

Подумай над тем, что тебе известно.

Над головой темнело вечернее небо. Собор Святого Стефана каменным монолитом высился в сумерках, словно стремился продавить своей массой маленькую часовню.

Маленькая часовня.

Часовня добродетельной Магдалины.

Отец фон Фрайзинг.

Здесь я чувствую себя ближе к Господу, чем во всех этих дворцах.

– У меня есть идея, – сказал Иоганн и побежал через кладбище к часовне.

Он взбежал по ступеням и отворил тяжелую дверь.

В часовне было темно, горели всего несколько свечей. Лист подождал пару мгновений, пока глаза не привыкнут к полумраку. Деревянные скамьи пустовали, лишь в первом ряду застыла фигура.

– Святой отец? Брат фон Фрайзинг? – окликнул ее Иоганн.

Фигура не шевельнулась.

Бернард вернулся за стол. Базилиус усердно записывал, а фон Пранк тем временем задумчиво рассматривал Йозефу и Элизабет. «Если Бернард ничего из вас не вытянет, я сам возьмусь за дело. У меня все начинают говорить».

Кроме одного.

Генерал нахмурился. Элизабет смотрела, как солдаты поднимают из ямы девочку. Наконец, сглотнув, она в отчаянии спросила Йозефу:

– Что же нам делать? Ведь мы должны что-то сделать…

– Предоставь это мне, – ответила Йозефа. Ее взгляд был полон решимости.

– Йозефа, только не…

– Говорю же, предоставь это мне.

Когда Викторию подняли, она жалобно заплакала.

Палач шагнул к девочке. Рядом с ней он походил на огромного медведя; одна его ладонь была величиной с ее лицо.

– Это я во всем виновата! – закричала Элизабет что было сил.

В комнате повисло напряженное молчание. Все взгляды обратились к ней.

– Отпустите девочку! Это я принесла болезнь в город, это из-за меня началась эпидемия!

Палач неуверенно взглянул на Бернарда.

– Послушай, милая, – произнес тот нарочито добрым голосом. – Нам и так все известно. Спрашиваю в последний раз: где Иоганн Лист?

Элизабет понимала, что на этот вопрос она ответить не сможет. Даже если б она знала, то ни за что не выдала бы Иоганна.

Бернард словно прочел ответ по ее глазам.

– Продолжай, – приказал он палачу.

– Святой отец?

Иоганн медленно прошел вперед. Человек на скамье шевельнулся, повернул голову, но Лист не мог разглядеть его лица. Время тянулось бесконечно долго. Если это не…

– Иоганн? – Человек поднялся со скамьи.

– Черт возьми, это и впрямь вы, – воскликнул Иоганн.

– Не богохульствуй!

Этот укор был настоящей отрадой для его слуха. Иоганн подошел к монаху и крепко обнял его. Пруссак между тем тоже вошел в часовню.

– Что случилось, Иоганн? – спросил фон Фрайзинг, приподняв бровь.

– Они схватили Элизабет и Йозефу.

– Кто? – спросил монах, хотя уже знал ответ.

– Они заперли их в клети и увезли. Будь прокляты эти… – Лист не договорил. Но какой толк был от сдержанности? – Похоже, это инквизиция.

– Бернард, цепной пес… – Фон Фрайзинг сжал кулаки.

– И вы знаете, где они?

– Не уверен. Есть немало мест, куда их могли увезти.

– Ты – священник, как ты мог допустить такое? – Пруссак пнул по скамье.

Иезуит спокойно посмотрел на него.

– У нас так же, как и у солдат, есть хорошие командиры и скверные. И не всегда мы можем идти против командования.

– Я восстал против произвола командиров, когда был солдатом, – процедил Пруссак и кивнул на Иоганна. – И он тоже.

Монах покачал головой.

– Брось, у нас нет на это времени. И брат фон Фрайзинг на нашей стороне. – Иоганн сделал глубокий вдох. – Предположим худшее – место, куда можно завести большую повозку. Где никто их не увидит и не услышит. И где от них легко избавиться. – Мужество покидало его с каждым сказанным словом.

Фон Фрайзинг задумался и стал расхаживать из стороны в сторону.

Пруссак опустился на скамью и закрыл глаза. Перед глазами у него возник образ Йозефы, и тоска по ней казалась невыносимой.

– Такое место… – бормотал на ходу фон Фрайзинг. Потом резко остановился. – Блутгассе [16] Кровавый переулок. .

– Блутгассе? – спросил удивленно Иоганн.

– Тут недалеко; раньше там были скотобойни, отсюда и название. Деревянные строения в свое время снесли и на их фундаменте возвели новые. Но подвалы в несколько уровней так и остались. И в здании на углу улицы обосновались доминиканцы.

– Как туда попасть?

– От часовни прямо, и сразу за собором направо, после первого здания снова направо… – Он задумался на секунду. – Я проведу вас.

– Это ни к чему, – сказал Иоганн. – Вы и так нам здорово помогли.

– Нет-нет, твой друг прав, – возразил монах и криво улыбнулся. – И солдаты должны бороться против произвола. А я на протяжении всей своей жизни был воином Божьим и провел немало сражений на Его стороне – так не отступлюсь и теперь.

Фон Фрайзинг подхватил свой посох, лежавший у скамьи, и широким шагом двинулся к выходу. Иоганн и Пруссак последовали за ним.

– Я скажу вам, где они, только отпустите девочку! – произнесла Йозефа с поразительным спокойствием.

Бернард самодовольно усмехнулся и взмахнул рукой.

Палач отступил от Виктории. Девочка побежала к яме, спустилась вниз и бросилась в объятия к отцу.

Элизабет схватила Йозефу за руку.

– Не делай этого. Они ни за что…

Та печально улыбнулась.

– Поверь, так лучше для всех.

Стражники алебардами вытолкали ее вперед, к столам.

Сердце у Йозефы заколотилось в бешеном ритме. О чем она только думала? Зачем ей подставлять голову ради чужого человека? Она взглянула на Викторию в объятиях отца, увидела, как он гладил ее по волосам. И все вопросы отпали сами собой.

Йозефа спокойно смотрела на судей за столами. Ни в одном из них не было и капли веры, она была убеждена в этом. Разве мог Господь допустить нечто подобное? Безучастно взирать, как Его именем невинным людям причиняют страдания? Здесь каждый верил в собственного бога, созданного по своему разумению.