Максим Кабир - Скелеты

— Ты у Андрюши ночуешь? — спросила бабушка. — Не отходи от него никуда. Я «Рудник» читала…

Посыпалась информация о грабежах, беспричинном насилии, самоубийствах.

Она заверила, что в безопасности с Ермаковым, и, прихватив планшет, отправилась на Быкова.

Холодало, ветер бодал в спину и ерошил волосы. Сумерки кишели неясными тенями. Когда она шла мимо одной из пятиэтажек, в доме разом погасли все окна: вырубилось электричество. Пролетел на бешеной скорости «форд», колеса плюнули щебенкой. Какие-то люди вереницей спустились к карьеру, прошуршали гравием, и мрак поел их. Кого и зачем понесло таким вечером на каменистый пляж?

Свет тек по ступенькам из магазина «Омен», она пересекла его полосу и вошла во двор.

Фонари то ли сломались, то ли не зажглись еще. Со стороны беседки приближались двое, она подумала о марионетках на ниточках, о жестяных зверушках в тире. Фигуры будто выехали из темноты.

— Ника?

Она улыбнулась облегченно.

— Привет, Толь. Привет, Лариса.

Они обнялись с женой Толи, как давние подружки.

— Скажите, если я буду лишней.

— Ни в коем случае.

— Говорил я ей оставаться дома, — пробурчал Толя.

— Нам не помешают дополнительные руки.

— Для чего?

— Увидите.

Андрей открыл дверь, очень красивый, в белой рубашке и темных брюках. Поцеловал Нику, впустил гостей.

— Юла с родителями?

— Ага, к нам крестные пришли.

— Так здесь вы проводили юные годы? — Лариса озирала комнату.

— Святая святых! — подтвердил Андрей.

— Ермак, — Хитров снял обувь и выпрямился, — как звали журналиста, который тебя встретил в архиве?

— Ян Смурновский, а что?

— Не знаю, насколько это правда, но ходят слухи, что твой Смурновский утром выпотрошил жену и обмазался ее кровью.

— Красный человек, — прошептал Андрей. — Это он печатал на компьютере.

Повисла пауза, которую нарушил металлический звон. Ника накинула на ручку входной двери расщелкнутый Лилин замок.

Пока вскипал чайник, он рассказал Хитрову про свою встречу с Людой Фирсовой. Про очередную жертву темных сил, катком проехавшихся по Варшавцево. Из гостиной доносился женский смех. Просто давние друзья собрались скоротать вечерок.

Мужчины притащили из кухни чашки ароматного какао и вазочку с конфетами. Ника и Лариса сидели по-турецки на полу. Ника похлопала по ковру, приглашая присоединиться к ним, и они уселись бок о бок, образовав сплоченный круг.

— Что за Люда? — прищурилась Ника, подслушавшая разговор.

— Старая знакомая, — беспечно ответил Андрей.

Он оперся о диван, в очередной раз оценил результат своих стараний: наряженную елку. Ветви гнулись под весом игрушек, мерцали лампочки. На поверхности шаров отражалась их компания — лица, деформированные, как в кривых зеркалах комнаты смеха.

Тишину нарушало назойливое дребезжание стекол и вой ветра снаружи.

— Посвятишь нас в свой план?

— С удовольствием, — Ника сдвинула чашки, освобождая место для планшета, положила его в центр живого кольца. — Идею мне подбросил Толя.

— Я?

— Именно так. Днем ты сказал, что было бы неплохо расспросить обо всем непосредственно Лилю. Помнишь, Андрей, как в юности мы вызывали дух Брежнева?

Он помнил: скрещенные карандаши поднимаются и опускаются, реагируя на вопросы, и атмосфера накалена до предела. Сексуальное напряжение, момент абсолютной близости двух подростков, соприкасающихся карандашами как чем-то большим. Генсек тогда напророчил им полную приключений жизнь и переезд за границу.

— Ты собираешься вызвать Лилю при помощи карандашей?

— Не совсем. Все знают, что такое Уиджа?

Лариса качнула головой.

— Ведьмовская доска, — сказал Хитров. — Мы недавно смотрели фильм.

Лариса поморщила носик, она явно не разделяла увлечения мужа жанром ужасов.

— Верно, — сказала Ника, — я порылась в приложениях, и… вуаля.

Повинуясь ее движению, экран гаджета зажегся, стал желтым. Фон имитировал лакированное дерево, потертое и растрескавшееся. На нем чернели дугой буквы латинского алфавита, словно выжженные пирографом. Вверху расположилось солнце со словом «Yes» внутри и луна со словом «No», внизу — цифры и гравировка, хэллоуинская тыква.

Ника поелозила виртуальной планшеткой, деревяшкой в форме сердца.

— Здесь немного неудобная стрелка, я дома попробовала. Лучше ее отключить и использовать настоящий предмет. Что-то, чем мы сможем водить по дисплею вчетвером.

— Подойдет? — Лариса сняла из уха серьгу сантиметров пяти в диаметре. Перламутровый кругляш с крупной дырой.

— Идеально.

Ника покопалась в настройках.

— Где-то был русификатор…

— Для отечественных духов, — вставил Андрей.

— Готово.

Латиницу сменил родной алфавит, «Yes» и «No» преобразовались в «Да» и «Нет».

Распираемый любопытством, Андрей склонился над гаджетом. Страх, обострившийся в супермаркете, покинул его. Запах Никиных волос, замок на дверях, присутствие друзей… все это не оставляло места для подлого голосочка.

Наличие планшета, как современного способа беседовать с потусторонним, не нарушало ощущения таинства, магии.

Хитров и Лариса тоже, кажется, прониклись идеей.

— Это почти как святочные гадания, — сказала Лариса. — Когда я была маленькая, мама плавила свечи и подносила кусочки воска к свече. На стене появлялись тени, и мы угадывали, что они нам сулят. Это было сказочно и немного жутковато.

Ника предложила погасить свет. Гостиную теперь освещали лишь елочные гирлянды да дисплей. Он озарял снизу сосредоточенные лица начинающих спиритов. По углам скопилась непроницаемая тьма. Андрей чувствовал ее затылком. Он покосился на спальню. Дверной проем слился с темнотой, в островке света сгорбились четверо. Упаси бог отлучиться из круга.

Сказочно и жутковато.

Будучи ребенком, он требовал у бабушки рассказать о Рогатом Мэке. Как-то, гуляя возле поликлиники, он увидел пасущегося козла. Зверь был на редкость уродливым и напугал Андрюшку. Черная шерсть свалялась, в бороде запутался репейник. Желтые глаза с вертикальными зрачками пялились на расплакавшегося мальчика:

— Мэк! Рогатый Мэк, — хныкал он, зарываясь в бабушкин подол.

Но перед сном он потребовал рассказать о козле, и бабушка сочинила по его просьбе историю, сюжет которой давно забылся.

— Разве тебе не страшно? — спросила она.

— Я люблю Мэка.

— Любишь? Почему?

— Потому что… боюсь его.

Образ черного козла контрастировал с домашним уютом, было волнующе думать о нем, укрывшись пуховым одеялом. А иногда на пару секунд высовывать из-под одеяла пятку, чтобы тут же, едва ли не взвизгнув, засовывать ее обратно.

Нечто подобное он испытывал сейчас. Друзья уселись теснее, Ника разместила на «доске» импровизированную стрелку.