Максим Кабир - Скелеты

— Что за бог такой?

— Неведомый. — Андрей поцеловал Нику в макушку. — Тут ссылка. В тысяча девятьсот восьмом немецкая археологическая экспедиция под руководством Дерфельда нашла в Пергаме алтарь с высеченной на нем надписью: «Неведомому богу Капитон приносит дары». Это подтверждает… — он поскролил страницу, — подтверждает существование культа «неведомого бога», который упоминается в Библии. Вот оно. Деяния апостолов. «Во время проповеди в Афинах Павел, выступая в Ареопаге и обращаясь к греческим мудрецам, сказал: „…проходя и осматривая ваши святыни, я нашел и жертвенник, на котором написано: `неведомому богу`. Сего-то, которого вы, не зная, чтите, я проповедую вам…“»

— Весьма демократично, — заметила Ника. — Всех богов не упомнить, и чтобы не обидеть кого-нибудь, они приносили жертвы богу-анонимусу. Так, а что целитель?

— Римляне арестовали его, но отпустили. Исцеленные им люди теряли рассудок, а слепой старец отказался от услуг лжепророка, заявив, что его дар от лукавого. По одной из версий, Давида Мааха убили христиане, посчитавшие его учение ересью и богохульством.

— Похоже на нашу историю.

— Исцеление, жертвы, бог. И Варшавцево — Гилеад.

Он отложил телефон.

«Завтра будет бог», — зловещее предзнаменование крутилось, повторялось на все лады.

Мультфильм закончился, он выключил телевизор и погасил свет. Елочка мерцала, озаряя комнату мягким светом.

Они целовались, поглаживая друг друга. Его пальцы скользнули за резинку ее трусиков, по гладкому лобку.

— А вдруг она еще здесь?

— Попросим ее выйти на кухню на полчаса.

— Полчаса?

— На пять минут. Ты действительно купила мне меч?

— Ты будешь жутко сексуальным с мечом.

Он приник к ней и мягко развел ее бедра. Она заглянула в его глаза своими большими ясными глазами и прошептала:

— Хочу тебя, Ермаков.

Диван кряхтел, Ника замычала, вцепилась в Андрея, сомкнула зубы на его плече — утром будет след, два красноватых полумесяца. Ее сильные ноги обвили его, потянули вперед. Это мычание, пыхтение, чмоканье не имело ничего общего с романтичными постельными сценами мелодрам, но позволяло им чувствовать себя живыми и настоящими, из твердой плоти и стучащей крови. Из слюны, выделений и окропившей ее плоский живот спермы. Из хриплого «я люблю тебя», которое он обронил случайно, а она сказала, что тоже.

Юра Ваничев относился к числу людей, которые радуются мелочам и практически никогда не унывают. Даже в худшие дни — а их в жизни молодого человека было подавляющее большинство — он руководствовался нехитрым девизом: «Завтра все образуется».

Что уж говорить про удачные дни, как сегодня. Полчаса назад Ваничев получил новую работу, и пусть звание «разъездной торговый агент» звучало не так впечатляюще, домой он возвращался, сияя от счастья.

Видавшая виды «Таврия» неслась к Варшавцево. Стоял морозный зимний день. Снежинки оседали на стекле. Белая пленка укрыла степь, и казалось, весь город скоро оденется в белые одежки, подходящие для празднования.

Фирма, взявшая парня на работу, находилась в соседнем городке, теперь он ехал домой.

Кем только не был Ваничев — газовщиком, курьером, билетером в кинотеатре «Современник», два месяца прослужил помощником депутата, пока не был уличен в краже. Мелкой, незначительной, ему тогда сошли с рук двадцать тысяч, извлеченные из депутатского пиджака.

Он легко смирялся с увольнениями, легко подсел на героиновую иглу и так же легко бросил. Даже в тюрьме отсидел легко, как на курорт съездил.

После срока — а сидел он за хранение — работодатели от него нос воротили, но безденежный год не сломил Ваничева. И ведь он был прав!

Торговой фирме требовались люди говорливые, мобильные, коммуникабельные. Шныри, одним словом. Работая кальянщиком, он запросто менял дорогое вино в колбе на обычный кагор, и клиенты оставались довольны. Что ему стоит продать плохие копии швейцарских кухонных ножей?

Рядом с ним на сиденье лежал раскрытый каталог, и Ваничев говорил вслух, сверяясь с текстом:

— Режущая кромка долго сохраняет остроту благодаря клинообразному сечению лезвия!

Взгляд в зеркало — пробная улыбка.

И уже на память:

— Клинообразному сечению лезвий.

Довольный собой, Ваничев сбавил скорость. Ему давно хотелось в туалет, а при свидетелях справлять нужду он стеснялся. Сейчас был подходящий момент — трасса совершенно пуста. Только степь и одинокий билборд под декабрьским небом.

Ваничев съехал на обочину и выбрался из автомобиля.

Новый год с чистой страницы!

Еще раз убедившись, что ни впереди ни позади нет машин, он расстегнул штаны.

— Лазерная заточка делает нашу продукцию идеально острой, — сообщил парень, — а самозатачивающиеся лезвия, дамы и господа, прослужат вам до конца жизни!

Ваничев знал, что никаких самозатачивающихся лезвий не существует в природе, равно как и мифической лазерной заточки. Ножи были дерьмовыми кусками листового железа, не то что превосходные перышки, которые мастерили в тюрьме. Вот где эксклюзивный дизайн! Вертухаи с руками отрывали. И, что совсем невероятно, платили!

Посмеиваясь, Юра застегнул ширинку и вскользь посмотрел на билборд.

Хотел было повернуться, но что-то задержало.

Он задрал голову и нахмурился.

«С Новым годом, Варшавцево!» — поздравляла волнистая надпись. Под ней разместилась репродукция картины, написанной в красных и желтых тонах. Пейзаж городских окраин, тех, что Ваничев увидит воочию через пару минут. Вон корпус фабрики, вон первые пятиэтажки на въезде. Только запечатлены они со стороны степи.

Было в пейзаже что-то мимолетное, теплое, будто извлеченное из прошедшего лета.

Этот город, облака, это желтое небо… Они ждали чего-то от Юры Ваничева.

И Ваничева осенило.

Элементарно, черт подери!

Он вернулся в автомобиль, сел за руль. Взял с заднего сиденья пластиковую упаковку и раскрыл ее, то и дело поглядывая на билборд.

Удобная эргономическая рукоятка — что бы это ни значило — легла в ладонь. И правда, удобно. Ваничев расстегнул куртку, задрал свитер, подцепил его зубами и воткнул двадцатисантиметровый нож для хлеба себе в живот.

Ахнул.

Край свитера выскользнул изо рта, укрыл торчащую, подрагивающую рукоять. Шерсть окрасилась красным. Как и губы Ваничева.

Парень сплюнул и посмотрел на нарисованный город.

Ему показалось, что он стал еще красивее. Город счастливых людей.

Ваничев взял из набора двенадцатисантиметровый «универсальный» нож и вогнал рядом с первым, под пупок. Кровь брызнула на рулевое колесо. Он выгнулся, замычал. Потянулся к третьему ножу.

Город смотрел. Смотрел на него черными глазами.