Максим Кабир - Скелеты

— Я не помню, — сказал он, поправляя ее локоны. — А тебе?

— Я тоже забыла.

Она сняла футболку и, голая, юркнула в постель.

— Обниматься! — сказала она капризно.

Андрей залюбовался ее ухоженным стройным телом, шагнул вперед. В ворохе скомканных простыней завибрировал телефон. Не отрывая от Ники глаз, он откапывал свой сотовый. Зрачки Ники заискрились, она выгнулась вдруг и, как гимнастка, закинула ноги к плечам, пропустив под них руки.

— Ты так умеешь?

— Ох, черт, — простонал он, отбрасывая телефон, так и не взглянув на экран.

— А вдруг это важный звонок?

Ее поза, откровенная до порнографичности, сводила с ума.

Андрей скользнул между ее запрокинутых бедер и приник губами к раскрывшемуся лону. Она ахнула гортанно.

Под боком снова запиликал телефон, он вслепую отпихнул его. Звонящий был настойчив.

— Я… — она застонала, — я скажу, что твой рот занят.

— Угу, — проурчал он.

Ника взяла мобильник и через миг отстранилась, перекатилась к стене.

— Что?..

— Классное фото, — она передала ему телефон. На экране были Карпаты и улыбающаяся счастливая, полчаса назад обвенчанная Маша Аронова.

«Как же не вовремя», — раздосадовался он.

— Ника, это…

— Твоя бывшая. Я все понимаю, — голос звучал ровно и спокойно, однако взор выказал истинные чувства. — Поговори с ней.

Ника выпорхнула из гостиной, подхватив вещи.

Андрей таращился на фотографию Маши. Телефон пищал, не переставая.

— Алло.

— Привет, — произнесла Маша. — Я не мешаю?

«Мешаешь вообще-то, — подмывало брякнуть, — я тут делаю куннилингус подруге детства».

— Нет, конечно.

— Ты давно не звонил.

— Забегался.

Ника возилась на кухне, он подошел к ней, зажав плечом телефон. Девушка застегивала бюстгальтер. Улыбнулась ему, показала жестом: разговаривай, и нырнула в ванную.

— Андрей?

— Да, я здесь.

— Я спросила, как поживает мама.

Он представил Машу, накручивающую на палец волосы, или поглаживающую округлившийся живот, или рисующую на обрывке бумаги каракули. Она всегда рисовала что-то, беседуя по телефону. Поля газет пестрили сердечками и спиралями. Она оставляла ему послания. «Ты вкусный, как пирожок, и я тебя, наверное, съем». В груди заныло.

— Отлично поживает. Я как раз у нее. Ну, почти у нее.

— Ты в Варшавцево? — удивилась Маша.

— Да, решил вернуться к истокам.

— Думала, празднуешь с друзьями.

«Там у меня нет друзей», — невесело ухмыльнулся он, а вслух сказал:

— Так и есть.

— Это хорошо.

— А ты как? Как протекает беременность?

— Боялась, будет сложнее. Токсикоз прошел. Маринованные огурцы не ем. Да и вообще никаких странных деликатесов. Но три кило набрала.

«Какая будничная беседа, — ужаснулся он. — Токсикозы, триместры, вынашивание…» Маша осталась на светлой стороне, он незаметно для себя пересек границу. У Машки с Богданом будет ребенок, а в шахтерском городе Варшавцево — бог. Свирепый бог, ради которого каждый високосный год убивают женщин.

Слушая ее чуть напряженный голос, Андрей спросил себя, отказался бы он от Ники, если бы мог возвратиться в прошлое и все поменять.

— Тесты разные делаю, — говорила Маша, — пешие прогулки…

— Пол уже известен?

— Нет. В январе второе УЗИ. Мне кажется, это мальчишка.

— А как там Богдан? — он впервые спрашивал у нее про друга.

— Хорошо. Часто тебя вспоминает. Ты… ты, может, зайдешь к нам, когда вернешься?

Ника появилась в коридоре. Полностью одетая, с застывшей на губах фальшивой улыбкой.

— Ты куда? — он отодвинул от уха мобильник.

— Андрюш, я на три в парикмахерскую записалась.

— Я перезвоню, — сказал он Маше и отключил телефон.

Ника уже обулась, накинула курточку.

— Подожди. Сейчас одиннадцати нет.

— …Да и бабушке помочь надо.

— Ника!

— Давай созвонимся.

— Ника, ты что?

— Я же говорю, парикмахерская.

Она сняла с ручки замок, спрятала его. Холодно чмокнула Андрея в щеку и выскочила за дверь. Прекрасная ревнивая фурия.

Дверь захлопнулась. Он чертыхнулся.

«Предлагаю разделиться!» — говорили частенько герои фильмов ужасов.

«Чего я не побежал за ней? Почему не остановил?»

Злясь на себя, он побрел в гостиную. Минуту разглядывал телефон, потом позвонил Маше.

— Я все-таки помешала, — констатировала она.

— Забей.

— У тебя есть девушка?

Язык словно разбух во рту, ответить никак не получалось.

— Я бы очень обрадовалась, — сказала Маша.

— Ника Ковач, — произнес он.

— Ника? С которой ты поцеловался в четырнадцать?

Вот они и болтают как давние друзья. Без озлобленности, без холодка отчуждения.

— Она самая.

— Ничего себе.

Больше никакой ревности. Нормальный, цивилизованный разговор. Он горько усмехнулся.

— Судя по твоим рассказам, она отличная девочка. У вас серьезно?

— Вроде бы.

— Ну…

Или все же ревнует? Грамотно притворяется, а карандаш карябает на газетных полях густые нервные спирали, и грифель рвет бумагу?

— Классно, — закончила она. — Надеюсь, я ничего не испортила.

— Нет, что ты. С Новым годом, Маш. Пусть у вас все будет хорошо.

— И у тебя. С Новым годом, Андрюша.

Он приблизился к окну. Его переполняли мысли, лоскутья воспоминаний. Слезы подступали, в горле саднило, но, прижавшись лбом к холодному стеклу, он улыбнулся, и на душе стало светло.

У подъезда курила Ника. Увидела его и помахала рукой.

Он открыл форточку.

«Нет, — подумал он, — я бы ничего не менял».

— Привет.

— Привет, — сказала она. Ветер развивал ее кудри, и снежинки садились на сливочную кожу. — Поговорил с Машей своей?

— Поговорил.

— А про нас рассказал?

— Да. Она порадовалась за меня.

— Ну-ну.

Ника глубоко затянулась сигаретой.

— Я хочу Сашину могилу проведать. Пойдешь со мной или у тебя еще важные звонки?

— Спущусь через секунду.

«Ты куда, Андрейка?» — кричит из кухни бабушка.

«С Никой погуляю».

«Кальсоны надень».

Тридцатилетний Андрей улыбнулся и безропотно пододел под джинсы термобелье.

Все утро он тайком возвращался к ноутбуку и загружал снимок Лили. Вертел его так и сяк, отредактировал в фотошопе. Уменьшил, совместил ее голову и туловище девушки в белом свитере.

Заскрежетал зубами от отчаяния: «Не помню я тебя!»

Лара бросала на него сочувственные взгляды.

— Праздник же, Толь. Отдохни.

— Отдыхаю, — вздохнул он и уселся играть с Юлой. Малышка ловила его пальцы и смеялась. Из кухни доносился запах готовки, телевизор тщетно пытался настроить его на нужный лад, транслируя тематические песни.

«А снег идет, а снег идет».

Даже снег шел — по-настоящему, усыпал подоконники. Мама шастала на балкон за соленьем, приоткрытая дверь обдавала морозцем.