Максим Кабир - Скелеты

Она прошла по кромке города, за рыжеватыми пятиэтажками, между улицей Быкова и воющей степью. Вклинилась в частный сектор. Миновала собственный дом, березовую рощицу и очутилась перед вереницей окраинных домов. Большинство зданий пустовало. Она видела осколки стекол в темных окнах, топорщащийся шифер, процеженные сквозняками кирпичные короба. Словно степь умыкнула жильцов вместе с имуществом.

Тревога кольнула иголочкой. Под рюкзаком засвербели лопатки.

Ника прислушалась, но лай цепных собак и человеческие голоса заслонили собой монотонный ветряной гул.

Дом Умбетовой легко узнавался, в нем одном горели окна.

«Какого дьявола я тут делаю?» — опешила Ника. Возникло стойкое ощущение, что некие силы, околдовав ее, привели сюда, на безлюдную улочку, правым крылом упирающуюся в холм. Горка была изрыта норами погребов, утыкана трубами. В бесхозном хранилище холма юный Ермаков схоронился от Солидола.

В курточке заиграла восточная мелодия. Ее ребячливая трель была чем-то кощунственным в храме ноющего ветра.

Ника вынула мобильник.

— Привет, — беспечно сказала она.

Свечение из окон дома мазало желтыми отсветами дворик и растущие за забором пучки стеблей. То ли сухой рогоз, то ли тростник.

— Мне уже выезжать за тобой? — спросил Ермаков. — У нас все готово.

— Слушай…

— Что там у тебя шумит? Ты не дома?

— Андрюш, я сама к вам приду. Я здесь по делам забежала.

— Ника, — страдальчески проговорил он, — я же просил…

— Да я рядышком.

«Рядышком? — уточнил внутренний голос. — Ты в десяти метрах от черной и страшной степи».

— Я к Умбетовой зашла, — призналась она.

— Да это же черт-те где, — простонал он.

— Отдам ей продукты и через пятнадцать минут у тебя.

— Ничего, понимаю. У тебя шило в заднице, Ника.

— Совсем крошечное. Я такси вызову, не переживай.

— Ох.

— Целую тебя.

Она двинулась к калитке. Сухие заросли шуршали, шорох вплетался в завывание вьюги. Ника пересекла двор и надавила на кнопку звонка.

Чувство, что ею руководят, как указателем доски Уиджи, усилилось.

Ника нащупала в кармане замок, и кончики пальцев послали в мозг яростный импульс. Кусок прохладного металла поменял форму. Она, потрясенная, вынула оберег. Трансформировался не сам замок, а дужка. Она расправилась, словно металл был мягким как пластилин. Железка, толщиной с мизинец, теперь указывала на дом, абсолютно прямая, разогнувшаяся вопреки законам физики.

Ника потрогала сталь, убеждаясь, что она твердая. Твердая и настоящая.

В недрах дома звякнуло, зашаркало. Ника быстро сунула замок в куртку. Сердце колотилось ускоренно. Дверь отворилась, и в полоске света возник мужчина. Он был высок и плечист, под линялой безразмерной футболкой угадывались впечатляющие мускулы. Череп был обрит наголо, но мужчина носил черную окладистую бороду с вкраплениями ранней седины, делающую его похожим на суфия. Широко посаженные желто-зеленые глаза смотрели на гостью оценивающе.

— Добрый вечер, — не пытаясь скрыть удивление, пробормотала Ника. — Я, должно быть, ошиблась адресом. Мне нужна Мадина Тимуровна Умбетова.

Мужчина на миг зажмурился, его замаскированный усами рот изогнулся, симпатичное лицо сморщилось, и он выдохнул:

— В-в-входи.

А потом шагнул вперед, схватил Нику за волосы и втащил в дом.

Он ругнулся, отнимая от уха телефон. Рассеянный взгляд скользнул по праздничному столу. Золотились бокалы, фольга на бутылках с шампанским. Между тарелок и салатниц подбоченились восковые эльфы, ждущие, когда подожгут их фитильки.

— Ну что, едешь уже за Вероникой? — спросила мама, занося из кухни горячую лазанью. Аромат был великолепным. — Не порть аппетит, — она хлопнула его по запястью, отгоняя от маринованных шампиньонов.

— Она сама подъедет, — буркнул Андрей отвлеченно.

На первом канале Доцент Леонов делал зарядку в милицейских шкретах.

— Остынет все! — всплеснула руками мама. — Вы же договаривались…

— С ней попробуй договорись. К Умбетовой она пошла, Деда Мороза изображать.

Переносицу мамы рассекла морщинка.

— Сынок! Я же забыла совсем, дурья башка. Который день сказать тебе собираюсь.

— О чем?

Мама выбежала из комнаты, он подцепил шампиньон и отправил в рот. Отстучал сообщение Хитрову: «Мы к девяти подойдем».

— Ты у меня на кладбище спрашивал. Белая лилия черной зимы, эта фраза?

— Да, — изумленно произнес он.

— Я все гадала, откуда она мне знакома. Так из книжки же. Ты книжку у меня во вторник оставил, я тебе ее отдать забываю. Я полистала, есть неплохие стихи.

Мама протянула Андрею худенький томик в сиреневой обложке. «Тебе, природа, эти строки», — прочел он. Поэтический сборник Мельченко-Камертона.

Но при чем тут Артур Олегович? Вихрастый, клетчатый, безобидный графоман, гибрид восклицательного знака и натурщиков живописца Эль Греко.

Пальцы пощипывало. Он коснулся корешка.

— Про лилию на шестнадцатой странице.

Захрустела бумага.

Андрей уставился на строку, набранную наклонным шрифтом. Она всегда была здесь, под боком.

— Белая лилия черной зимы, — прошептал он.

И страх вонзил свои когти под ребра, достал до требухи.

В голове восклицательный знак Мельченко патетично пояснил: «Каждый текст озаглавлен строкой из моих любимых поэтов и моих друзей!»

Под эпиграфом, под белой лилией, стояли инициалы автора: М. У.

— Мадина Умбетова, — сказал Андрей.

Библиотекарь писала стихи. Даже свою книгу издала. Сборник стихов, среди которых было и это, про черную зиму. Ее поэзию процитировала Лиля устами Юли Хитровой.

Перед внутренним взором предстала тучная своенравная жесткая Умбетова.

«Книгу к сроку возвращай и страницы не марай».

И ее сын — жилистый молчаливый мальчик. Вот он вырисовывается на фоне кладбищенских крестов, обмотанный траурной лентой с золотой надписью: «От скорбящих сестер».

— Господи! — ахнул Андрей.

Он все понял — мгновенно. Умбетова и Лиля. И четкая, ясная линия, соединившая их.

— Ты куда? — встрепенулась мама.

Андрей возился со шнурками, прижатый плечом мобильник огорошил короткими гудками. Ни Ника, ни полиция не отвечали. Именно так он и представлял себе апокалипсис. Занятый номер сто два. У оператора слишком много забот, чтобы заниматься его проблемой. Или оператора больше нет, и нет участка, нет ничего, кроме вьюги в степи.

— Постарайся дозвониться в полицию. Ника в беде.

Мама побледнела.

— Скажи, чтобы ехали к Умбетовой. Скажи, ее сын похитил школьницу по фамилии Скрицкая.

— Но…

— Нет времени, мам.

Андрей вылетел за дверь. Друг, в отличие от полиции, взял трубку сразу же.

— В девять, так в девять, — весело сказал он.