Михаил Самарский - Последняя фотография

Утонула в книгах. Сама не пойму, но проснулось какое-то дикое желание перечитать всю русскую классику – Достоевского, Гоголя, Толстого, Тургенева, Чехова… В буквальном смысле засыпала за книгами. Не знаю, что это было, но в какой-то момент я вдруг почувствовала себя библио-наркоманкой.

– Прекрасная зависимость! – откликнулся Василий. – Кстати, знакомое чувство. У меня тоже такое было…

– Так, Вася, – прервал Вениамин, – у тебя ещё будет возможность рассказать о своих вредных привычках.

Шутка удалась – все рассмеялись.

– Извини, Ир, – буркнул Ковалёв, – продолжай.

– В общем, начиталась я романов наших ненаглядных и бесценных писателей-классиков и… влюбилась. Да-да. Вы, наверное, догадались, в одного из читателей. Вот как набитая дура влюбилась в ребёнка! Нет-нет, вы не подумайте буквально, не в смысле, в несовершеннолетнего, просто ему едва исполнилось восемнадцать лет. По виду, правда, не скажешь, но вид это вид, а душа подростка. Бегал за мной как собачка, наверное, тем и растопил моё ледяное сердце, – у Ирины предательски вырвался шумный выдох, и она, густо покраснев, попросила воды.

«Конечно, ребята, я вру, – мысленно произнесла Ирина, – не Антошка бегал за мной собачкой, а я за ним. Но как об этом рассказать. Со стыда можно сгореть – двадцати трёхлетняя дурында бегает за мальчишкой, ревнует, роется в его телефоне, выискивая девчонок, закатывает ему скандалы, от которых он, в конце концов, и сбежал. Если бы вы, друзья мои, знали, до чего я докатилась с этой любовью, смеялись бы до конца жизни. Вот, не поверите, даже повторюсь: натуральная дура! Я попёрлась к его матери, предварительно сделав омолаживающую причёску, ну, так мне сказал парикмахер, оделась как приличная девушка – платье, туфельки скромные. Мама, отворив дверь, презрительно оглядела меня с ног до головы, причём, взглянув на мои те самые скромные туфли, видимо, не сдержалась и фыркнула. «Что тебе, милочка? – глядя на меня свысока, спросила мадам Брошкина. – Вы тоже к Антошке с разборками? Я никаких претензий не принимаю, как запрыгивали к нему в кровать, так и выпрыгивайте. Слушаю!».

Я всё поняла. Поняла, что парень, пользуясь своей яркой и незаурядной внешностью, гуляет на всю катушку. «Живи, пока молодой!». И вдруг до меня дошло, что никакая это вовсе не любовь. Обыкновенная безудержная страсть, описанная в многочисленных романах, поэмах, пьесах, новеллах, приводившая во все века многих людей на плаху, на виселицу, в тюрьму…»

– Я быстро разобралась, – продолжила Бахтурина вслух, – что по чём, и отвадила юного Дон-Жуана. Но тут, на мою беду, случилось другое несчастье. Пошли сокращения, власти посчитали, что мы зря получаем зарплату и что с нашей работой могут справиться в два раз меньше библиотекарей. Приехал какой-то важный гусь из министерства культуры, долго разглагольствовал об экономической ситуации в стране, о падении у населения интереса к книгам, в конце концов, объявил, что некоторым товарищам придётся искать работу в других местах. Я не выдержала и спросила у него, мол, в министерстве культуры не думали, как пробудить интерес населения к книге. Знаете, что он мне сказал? Смех да и только – говорит: вот если бы вы повышали интерес к книгам у людей, нам не пришлось бы вас увольнять. Вы поняли? Это, оказывается, я и мои коллеги по несчастью виноваты в том, что молодёжь перестала читать книги. Я вступила с чиновником в спор, тот уже на втором вопросе залился краской, начал пыхтеть, утирать лысину мятым платком и глядя с упованием на заведующую. Та не выдержала и попросила прекратить «пустой диалог». Нужно отдать должное этой мудрой женщине, ибо, с одной стороны, она обращалась ко мне, и вроде даже как поднаехала на меня, но, заметьте, какое незаменимое слово она употребила – «диалог». Каюсь, я решила немного поумничать и выдала: «Диалог дает возможность, Валентина Трофимовна, как писал Анатолий Васильевич Луначарский, объективно изложить ряд мнений, взаимно поднимающих и дополняющих одно другое, построить лестницу воззрений и подвести к законченной идее».

– Молодец, Ирка, фортиссимо! – похлопав в ладоши, воскликнул Роднянских, – узнаю студентку-язву Бахтурину. Ты, помню, и с нашими пр е подами особо не церемонилась. Представляю рожу того чиновника! Они же никогда не ожидают отпора, а получив его, зависают и теряют дар речи, или, как говаривал наш профессор Кривонос, помните Владислава Шаевича? И его знаменитое «опупел».

– Помним-помним, – загалдели слушатели. – Веня, ну давай уже Ирину дослушаем. Не перебивай.

– Сорри-сорреньки, друзья, не сдержался, – рассмеялся Веня, – но ведь как лихо Ира поставила на место чинушу.

– Да! Да, – раздались одобрительные голоса.

– Ничего героического дальше не произошло, меня просто уволили. Куда, прикажете идти работать? Надоело мне всё, и пошла я в торговки. Взял меня на работу хозяин сети магазинов, вернее, магазинчиков по ходатайству всё той жен Тамары, с которой мы работали агентами недвижимости. Солидный такой мужчина, седовласый, всегда одет стильно и по-современному, словом, с иголочки. Своих работников не обижал, платил прилично, звали его Марк, наверное, еврей, но с виду не скажешь, обыкновенный русский бизнесмен. Чем я только не торговала – и обувью, и штанами, и сумками, и… даже… чего уж скрывать, трусами, колготками, носками…

«А вот о том, что я начала приторговывать и собой, я вам, мои милые друзья, не расскажу.

Однажды за бутылкой коньяка Тамарка меня ошарашила.

– Ира, только прошу тебя без паники, – начал она. – Не захочешь, никто тебя неволить не станет.

– Что случилось ? – насторожилась я.

– Ты меня не станешь ругать за откровенность? – уводя взгляд в сторону, спросила она.

– Ну, что ты, Тома! – воскликнула я. – Ругают за ложь, клевету, и всякие такие дела…

– Ну, тогда слушай! Марк, наш шеф, просил передать тебе, что он хочет провести с тобой ночь.

Повисла тишина, у меня потемнело в глазах.

– Он что, – стиснув зубы, зарычала я, – за проститутку меня принял.

– Спокойно, Ирочка, спокойно! – Тамара выставила перед собой руку. – Я же тебе сказала, дело добровольное. На «нет» и суда нет. Ты чего кипятишься? Не насиловать же он тебя собрался.

– Но, Тома, как он может? Как вообще это возможно? – я вся дрожала.

– А я считаю, что ничего в этом противоестественного нет, – пожав плечами, сказала Тамара.

– Как это нет? Тома, это же проституция! – я была так возмущена, что не находила себе место.

– Я говорю сейчас не о тебе, дурочка, – Тамара обняла меня, – а о его предложении. Он уже взрослый человек, работает не покладая рук, холост, ну, скажи, где ему искать женщин? А к проституткам он идти не хочет, брезгует.