Наталья Аристова - Искусство проклинать [СИ]

— Мне нечего тебе сказать, девочка… кроме одного слова: удивительно. У-ди-ви-тель-но! — произнёс, наконец, «сам»: У-ди-ви-тель-но! Бесподобно!

Ашот расцвёл своей замечательной улыбкой, а Витька осторожно приподнял меня над полом и сделал вид, что подкидывает вверх. Маринка молчала, закусив губу. Я поняла, что не могу радоваться. Работа-работой, а крест — моя лебединая песня на сегодняшний день, но спокойствие атмосферы в салоне под большой угрозой. До сих пор всё было в пределах нормы.

Что теперь? Два не поладивших между собой мужчины могут притерпеться или разойтись как в море корабли. Две женщины, одна из которых считает другую соперницей, способны надолго отравить не только свою жизнь.

Дана я встретила спокойно и благожелательно. Но он, кажется, носом чует любые неприятности, поэтому восторгался и благодарил очень умеренно. В Курятник Маринка с нами не поехала, и мы распили шампанское без неё. Васо организовал целое представление по случаю моего обретённого вновь здоровья. Алик заливался соловьём, еда была даже вкусней обычного, а она здесь и так лучшая в городе. Я очень постаралась быть весёлой, Дан тоже. Мы посидели до восьми и уже уходили, когда Дан вдруг весь подобрался и перешёл на какой-то особенно ловкий скользящий шаг, оттирая меня от одной из кабинок. Из-за бамбуковой занавеси вышел Вилов и поклонился мне со слащавой улыбочкой.

— Здравствуйте, Тина! Вы уже уходите? Не хотел мешать вашему веселью… Но не смог не выразить своего почтения. Слышал, что у вас было неприятное приключение, очень сожалею… очень! Позвольте вам представить…

Он откинул бамбук, предлагая зайти. Дан слегка придержал меня плечом, но я и сама не спешила, раскланявшись прямо с балкона.

— Моя жена, Аста, — любезная улыбка рыхлой массивной шатенки, по виду, лет на двадцать старше самого «Хореньки».

— Мара, свояченица, — красивая жгучая брюнетка с узкими плечами и бледным испуганным, сильно раскрашенным лицом.

— Веста, Валик, Иван, — пресная троица справа.

Окончательно меня добило имя Иван, после всей этой иностранной тарабарщины. Все пятеро выглядели довольно странно, с пытливым ожиданием вглядываясь в моё лицо и улыбаясь, кто как умел.

— Может быть, присоединитесь к нам? Будем очень рады. — Вкрадчивый жест костлявой жилистой длани к моему локтю и мягкое, решительное движение Дана, помешавшее Вилову прикоснуться ко мне.

— Простите, мы спешим. В полдевятого к Тине приедет врач! — Дан ловко отводит мою ладонь от громадного опала в кольце Хорса, настойчиво глядя ему прямо в глаза и увлекает меня за собой. По дороге я вспоминаю эту странную компанию в душной тесноте кабинки, их претенциозные имена и вымороченные лица, непонятные улыбки… Ашот ласково трогает меня за руку чуткими пальцами.

— Тина, что там было, в этой кабинке?

— Компания Вилова. Какие-то чудаки с тремя дамами. Мужчины в чёрном, дамы в красном. Очень колоритная картина, списанная с «Капричос» Гойи. Куча старинного золота на руках и шеях, а лица как у заговорщиков из организации «Земля и воля». На столе свечи, в руках вилки. Зрелище впечатляющее и почти фантастическое.

— Все такие же неприятные, как сам Вилов?

— Есть даже красавица, вполне знойная в прошлом, сейчас заметно мумифицированная… Мара… Наверно, от Марины.

Ашот помолчал, потом повернулся к Дану: Ты их знаешь, Дан?

— Впервые видел всех, кроме Вилова. И как-то, мельком, его жену…

Дан отрывает глаза от дороги и несколько секунд, через зеркало, пристально смотрит Ашоту в глаза. Они отводят взгляды, а у меня создаётся впечатление, что эти двое только что, молча, обменялись мыслями, о чём-то договорились.

— Да, странное имя, — немного погодя произносит Ашот. — Все перешли на иноземные сокращения. Вокруг одни Филы, Максы и Алики. Тина, как ты думаешь, что лучше, Аш или Шот?

И я засмеялась. Я не умею сердиться на Ашота, даже если он чего-то вымудряет у меня за спиной. Или даже на глазах. Ни о чём плохом Ашот с Даном договориться не могут. И не только обо мне, а о чём угодно.

— Тебя бы лучше звать Свет, от «Светлый» или Луч, от «Лучший».

Ашот смущённо умолкает. Он не любит, когда его так откровенно хвалят. А я вовсе и не хвалю, а всего-навсего констатирую факт. Кроме того, это моя маленькая месть. Спустя несколько минут, я принимаюсь за Дана: — А Дан — это, наверно, от Данилы. Нет, — Даниила. Или, ещё что-то?

— Ещё что-то… От Богдана — немного принуждённо поддерживает разговор Дан. Ашот заинтересованно молчит: на его памяти, я могу «докапывать» с таким ангельским видом только Витьку и мы, обычно, один другого стоим по части коварной изобретательности.

— Ну конечно, как я не догадалась: Богом данный. Церковное имя.

— Не церковное. Церковью оно не канонизировано. Просто маме очень хотелось, и она настояла. Я же вымоленный — Дан на мои провокации не поддаётся и являет собой полную покорность судьбе.

— А семейные имена у вас есть? Традиционные?

— Алексей, Гавриил.

— Алексей — это, кажется, — защитник. А Гавриил?

— То же самое, только с иврита. Божий воин. Божья оборона.

— Ясно — мне уже не хочется его донимать. Ангелом, как всегда, будет выглядеть он он, а не я.

На самом деле, мне совершенно ничего не ясно. Ну разве только то, что Ашоту Хорс тоже не по душе. И то, что компания в Курятнике их с Даном насторожила. Они оба не хотят допускать Хорса до моей драгоценной особы и будут претворять свои замыслы в жизнь. Остальное — полный мрак.

Лев Борисыч впереди делает прощальный сигнал и поворачивает к центру. Интересно, а они с Витькой, о чём говорят?

Маринка, что называется сорвалась с цепи — нагрубила клиенту, обругала Ашота и убежала наверх к Ленке. Витька отправился к клиенту налаживать отношения, а я погладила Ашота по плечу.

— Не бери в голову, Ашотик. Я это улажу. Не обращай внимания, хорошо?

Он улыбнулся, кивнул. Но по его потемневшим глазам было видно, что эта мелкая пакостница его все-таки задела.

Я поймала Маринку в обед. Ушла раньше из Пиццы и пошла к Ленке в маникюрный зал. Они сидели вдвоём в маленькой подсобке. Маринка уже успела пореветь и глаза у неё были красные. Увидев меня, она принялась безразлично рассматривать ногти, а Ленка загородила её с решительно-воинственным видом.

— Марина, нам нужно поговорить. Лена, выйди пожалуйста.

— Никуда я не пойду из своего зала. Это моё рабочее место, чего это я пойду? — голос у Ленки ещё не повышенный, но уже готовый к обмену мнениями на высоких тонах, приобретает визгливые скандальные интонации.

Пропади ты пропадом, дрянь безмозглая! — думаю я про себя, сохраняя внешнюю невозмутимость: Тебе такой скандал в радость, у вас в маникюрном — это тонизирующая процедура, а у нас — мужчины. Ни один из них женских истерик годами не видит…