Эндрю Кальдекотт - Загадочный город

Орелия сменила тему:

— Чтобы остановить Сликстоуна, мне нужно знать, чего он хочет.

— Ему нужна какая-то особая сила из «Книги рецептов».

— Но какая именно? Что может быть лучше молний? Сам Зевс обладал даром управления молниями.

Воцарилось молчание. Оба поняли, что за успех они могли заплатить своей жизнью.

До пузыря Орелии донеслась короткая цитата из «Потерянного рая» [46] «Потерянный рай» — эпическая поэма Джона Мильтона, впервые изданная в 1667 г. Поэма описывает белым стихом историю первого человека Адама. ( Примеч. ред. ) :

Концовка оборвалась в шипении помех. В испуге наклонившись вперед, она наблюдала за тем, как пузырь Солта резко ускорился, будто песчинка, которую затягивает в сливное отверстие. Аналогия оказалась как нельзя более удачной. Несколько секунд спустя пузырь исчез.

Ференсен сидел возле своей башни, и компанию ему составляла лишь керосиновая лампа. Одни загадки порождали другие. Наступил канун середины лета, и время подходило к концу.

Каким был последний эксперимент Уинтера? На каком подопытном Уинтер его оттачивал?

Как ему спасти сестру? Он считал Морвал мертвой, пока несколько лет назад у него не объявился Солт с ужасной раной, которую, по его словам, ему нанесла в Лост Акре чудовищная женщина-паучиха, обладавшая даром речи. Ференсен всегда надеялся на то, что камни могут разделить то, что некогда соединили, но и камни, и книга оказались теперь в руках Сликстоуна. Стоит ли ему встречаться с сестрой в ее теперешнем обезображенном виде? Как она на него отреагирует? Как решит поступить ее паучья половина?

Наконец, и это, возможно, было самым главным: что именно Уинтер со Сликстоуном положили в клетку с ним самим? Прошло столько веков, а он до сих пор этого не знал.

Ференсен чувствовал себя в равной степени виновным и бессильным что-либо предпринять. Он впустил прошлое в жизнь своих друзей. Но каковы их шансы против Сликстоуна? Он подверг их всех опасности, не имея на то ни малейшего основания.

Горькие размышления прервал Паньян, приземлившийся в траву у его ног. Ференсен достал маленькую трубку с лаконичной запиской, нацарапанной детским почерком Бориса:

Сликстоун попал внутрь через плиту под «Драгоценными камнями и геологией», два пузыря отправились искать воздушные ворота.

К записке прилагались добытые стараниями Горэмбьюри ключи от Ротервирдской библиотеки, а также миниатюрная карта Солта.

К Ференсену вернулась ясность ума. Он должен снова заявить о себе и встретиться со старым врагом лицом к лицу. Он хотел сказать «в последний раз», но это было бы неправдой; до сегодняшнего дня Ференсену всегда удавалось избегать противостояния — теперь с этим покончено. Это меньшее, что он мог сделать для Морвал и своих друзей.

Когда доблестный Паньян улетел обратно с новой запиской, Ференсен отправился в башню готовиться. Он задавался вопросом, что там творилось с этими пузырями и где именно в Лост Акре могли открыться воздушные ворота.

Раскрасневшийся от радостного волнения сэр Веронал прибыл в Лост Акр и сразу же оказался в подземном переходе с каменно-грунтовыми стенами. Полки с бутылками и книгами придавали атмосфере какой-то странный домашний уют.

— Удивительно, — сказал себе сэр Веронал, обнаружив книги со штампами Ротервирдской школы и библиотеки по столь разнообразным темам, как горное дело, мозаика и кулинария, а также, что показалось ему еще более неожиданным, прейскурант из магазина художественных товаров с Рыночной площади под названием «Ализарин и Флейк».

Выплыла наружу и давняя боль, острый след безответной любви. В свое время он унизился до того, чтобы предложить свою руку крестьянской девчонке, или, по крайней мере, ее таланту, но был жестоко отвергнут. Сэр Веронал заставил ее заплатить, но этого было недостаточно. Сликстоун хмыкнул при виде мозаики на стене с точно переданными чертами лица молодого человека — ее брата. Если бы они только знали, что этот парень был не просто человеком — он был чем-то намного большим.

Чувствительные к запахам волоски на ногах паучихи ощутили присутствие Сликстоуна, как только тот вошел. Почуяла она и камни и тут же припомнила его руки, исторгавшие молнии.

«Сбежать? Поговорить? Спрятаться?» Столкнувшись с таким разнообразием вариантов, паучиха замерла в том месте, где чувствовала себя комфортнее всего, — в собственной кухне. Сликстоун и не представлял, какой ущерб он нанес сознанию Морвал Сир. Он ожидал столкнуться с ее ненавистью и надеялся на схватку. Было бы забавно ударить в это существо током.

Он вошел в кухню. Слабые отзвуки красоты еще жили в ее глазах, но шарообразное тело и торчавшие во все стороны лапы остались такими же чудовищными, как он помнил. Он улыбнулся, завидев, какой порядок царит на кухне и чем питается паучиха — кровью и плотью. Вот вам и Морвал Сир, защитница природы!

Все восемь паучьих глаз разом моргнули. Часть ее существа была незнакома с пришельцем, зато вторая знала его прекрасно; на мгновение паук уступил место Морвал Сир. Сликстоун постарел, но по глазам, линии подбородка, цвету кожи и надменно поднятым бровям она сразу узнала своего мучителя. Морвал подумала о том, что его жестокость, ум и властность тоже никуда не делись.

Сликстоун указал на бутылки и стеклянные банки:

— Тонкая работа.

— Пошел вон, — зашипела паучиха.

— Моя дорогая Морвал, неужели даже после столь долгого ожидания…

Где-то в глубине своей искаженной сути Морвал Сир вновь ощутила гордость оттого, что отвергла его.

— Пошел вон! — Чудовище съежилось и стало казаться почти жалким.

А затем по потолку прошла легкая рябь, точно дым, осыпая комнату землей.

Кастрюли и сковородки задрожали, как медный духовой оркестр.

— Это еще что такое?

— Волнение — более глубокое и древнее, чем ты можешь себе представить, Веронал Сликстоун.

— Лучше бы тебе объясниться. — Угроза витала в воздухе.

Все восемь глаз паучихи отражали разные эмоции, каждая из которых передавала оттенки ее настроения. Ее голос звучал более уязвимо; животное шипение смягчалось человеческими интонациями. Казалось, что речь причиняла ей боль.

— Одно дело — техника, а другое — природа. Некоторые процессы нуждаются в понимании и первого, и второго, к примеру живопись. Но твои камни — техника в чистом виде. Они могут сколько угодно деформировать природу, но та все равно возьмет свое. На Лост Акр надвигается апокалипсис — и твои камни его не спасут.

У Сликстоуна лопнуло терпение:

— О чем ты бормочешь?