Эндрю Кальдекотт - Загадочный город

Миссис Бантер, владелица «Безделушек и мелочей», проживала в хорошем квартале города, расположенном на некотором отдалении от магазина в доме, конструкция которого физически напоминала хозяйку: массивный корпус (основное здание) с длинной шеей (башенкой) и двумя похожими на бусинки глазками на ее самом верху для наблюдения за всеми, кто внизу (два мощных телескопа с инфракрасными объективами, которые вместе охватывали значительную часть основных улиц и площадей).

Изредка днем и регулярно по ночам, когда вероятность всяческих грязных делишек возрастала в геометрической прогрессии, она поднималась на верхушку башни и проводила сеанс наблюдений, отмечая результаты в неуклонно растущей стопке записных книжек. Информация о других людях наделяет особенной властью. Поместью отводилась отдельная тетрадь; невзирая на стену, которая огораживала дом по всему периметру, миссис Бантер успешно следила за отделкой дымоходов антикварным кирпичом и укладкой свежего слоя елизаветинской черепицы на крыше. Про себя она отметила, что за работой такого уровня должны стоять скрупулезный ум и большое состояние. Она видела, как колонны грузовиков доставляли новые материалы и увозили всевозможную ветошь, и время от времени отмечала появление блестящей черной автомашины со сверкающей решеткой радиатора и золотой фигуркой горностая на капоте.

Само собой, за реставрацией должно последовать торжественное открытие поместья, а значит, ей представится возможность показать себя и закрепить свое высокое положение в обществе.

И детям, и преподавателям предстояло проделать одинаковый путь от ворот до доски объявлений в главном дворе Ротервирдской школы; правда, только первые подвергались угрозе попасть в поле зрения ничего не упускающего ока мисс Тримбл, которая тщательно следила за соблюдением манер и наличием школьной формы:

— Плечи расправить! Гольфы подтянуть! У кого там выглядывает край рубашки?

Но чаще всего она повторяла: «Выплюнуть жвачку!»

Двадцатиминутная прогулка показалась Облонгу настоящим мучением. Дети в черно-коричневой форме, высыпавшие из всех дверей, подобно пчелам из ульев, одаривали его не большим уважением, чем коллеги перед этим.

Величие мантии давало лишь частичное преимущество, а возле доски объявлений, как и в учительской, на помощь ему пришел Визи Болито.

— Сейчас вы будете чувствовать себя, как Луна в поясе астероидов, но все очень скоро устаканится.

Осмотр доски объявлений подтвердил тот факт, что Облонг успел познакомиться лишь с немногими из учителей, — при этом казалось, что ученики узнавали его поголовно. В перешептываниях за спиной он слышал фамилию Фласка.

В четвертом классе оказалось шестнадцать учеников, восемь девочек и восемь мальчиков. Заходя в аудиторию, они произносили: «Доброе утро, сэр». А некоторые даже говорили: «Доброе утро, мистер Облонг, сэр».

Облонг решил начать урок со вступительной речи, посвященной Гражданской войне в США. Но далеко он на этом не ушел.

— Девочки и мальчики, вы себе даже не представляете, насколько кровопролитной оказалась эта война, сколь сложные предпосылки стояли за ее началом и какими значительными оказались ее последствия. Попробуйте угадать, сколько молодых мужчин погибло в период боевых действий?

— Семьсот пятьдесят тысяч, — тут же отрапортовала сидевшая на первой парте девочка. — Плюс-минус.

— Тридцать процентов всех проживавших на юге белых мужчин в возрасте между восемнадцатью и сорока годами, — добавил ее сосед.

Облонг поперхнулся, теряя уверенность в том, кто кого учит, и к окончанию урока у него сложилось неприятное ощущение, что, несмотря на всю свою эрудицию, четвертый класс относился к внешней истории как к своего рода выдумке. Они живо интересовались статистическими данными, но не самой Америкой как реальным государством.

Мелкий утренний дождь c наступлением вечера превратился в мокрый снег, а когда стемнело, снег валил уже сплошной стеной. К тому времени, когда Облонг наконец добрался до дома, плоские крыши и некоторые менее опрятные тротуары уже застилало белое покрывало. Воспользовавшись одним из немногих навыков, приобретенных во времена своего деревенского детства, он разжег огонь и, разобравшись со стопкой сочинений, устроился у камина с томиком пасторальной поэзии, которая заставляла его собственные таланты бледнеть. Внизу на реке в темноте проступали белые пятна, в тех местах, где снег ложился на дрейфующие бревна. В такую непогоду стук в дверь показался совершенно неожиданным.

Облонг открыл дверь полному мужчине лет шестидесяти с небольшим, в вельветовых брюках, высоких кожаных ботинках, горчично-желтом твидовом пальто и черной фетровой шляпе, отороченной мехом в русском стиле. Ее незнакомец снял, когда протянул руку для рукопожатия. Облонг узнал того самого человека, который наблюдал за ним в «Душе подмастерья».

— Вы ведь Облонг?

Гость излучал дружелюбие и энтузиазм, его глаза весело поблескивали, а руки никак не находили себе места. Бросив пальто на спинку стула и оставшись в потертом твидовом пиджаке, он положил на стол холщовую сумку, из которой достал несколько бутылок «Особого крепкого старины Ферди».

— Лучший антифриз в городе, — с улыбкой пояснил он. — Фангин к вашим услугам, Годфри Фангин.

Облонг уставился на него непонимающим взглядом.

— Сноркел вычеркнул моя имя из списка знакомств. Подумать только, тридцать пять лет служишь верой и правдой, и что получаешь взамен? Вечное забвение! Вы еще попомните мои слова, когда проведете в Ротервирдской школе столько же лет. А ведь само собой разумеется, говорим: «Четвертый класс» — думаем: «Фангин». Говорим: «Фангин» — думаем: «Четвертый класс». По крайней мере, так было раньше.

Облонг горячо пожал Фангину руку.

— Ну зачем же тогда сдаваться? — спросил он. — Сам я никогда не просил назначать меня классным руководителем.

— А я никогда не просил меня от этой должности освобождать. Вот что бывает, когда выбираешь не тех друзей.

— Вы, случайно, не о Фласке? — вырвалось у Облонга.

Фангин уклонился от ответа.

— Я смотрю на бутылку, а бутылка смотрит на меня. В приличном обществе между нами должен стоять только бокал.

Облонг сбегал на кухню, а вернувшись, обнаружил, что Фангин листает стильную записную книжку, куда Облонг заносил все свои завершенные поэтические произведения.

— Надеюсь, это не для школы. Дети обычно предпочитают баллады. Они, знаете ли, тянутся к хорошему ритмическому метру, цепким рифмам и сюжетам погротескнее.

— Всего лишь пытаюсь докопаться до сути вещей, — с раздражением ответил Облонг.