Эндрю Кальдекотт - Загадочный город

Фангин похлопал себя по ляжкам и загоготал, после чего опустошил очередную бутыль темного янтарного пива.

— Ну, а у меня, выходит, с этим не срослось! Школа любезных бесед Фангина — ноль из десяти, последний отстающий. Кстати, об отстающих: как там поживают наши крохи-головорезы?

— С ними все в порядке, — смягчился Облонг: дружелюбие Фангина оказалось заразительным. — У меня сложилось впечатление, что они по вам скучают.

Фангин воспользовался комплиментом как возможностью помянуть бывших учеников, каждого в отдельности, и провернул все с такой тонкостью, что Облонг даже не понял цели инспекции.

— Нед Гули — хороший мальчик, когда не хулиганит.

— Внимательный, — подтвердил Облонг.

— Единственный ребенок в семье… Полагаю, что вы нет?

— Ну, на самом деле я тоже.

— Но, конечно, ваши-то родители живы-здоровы?

— Только отец, и тот уже живет в доме престарелых.

И так пошло-поехало, Облонг выбалтывал о себе значительно больше, чем Фангин сообщал о классе: всплыла на поверхность информация о его возрасте, отсутствии собственного дома, о его литературных амбициях и скромном учительском стаже, не говоря уже о многих других подробностях.

В конце своей разведки Фангин переключился с учеников на преподавательский состав. Теплые отзывы Облонга о Ромбусе Смите, Визи Болито и Грегориусе Джонсе, как, впрочем, и не самые лестные отзывы о Стриммере были встречены одобрительными кивками.

— С Джонсом особый случай, — сказал Фангин, сдержанность которого ослабевала под влиянием «Особого крепкого». — Он мог бы тоже считаться чужаком вроде вас.

— Неужели?

— Мы набрели на него на вылазке в Ротервирдском лесу. Он мчался сквозь лес, будто одержимый дьяволом, без какой-либо определенной цели — в старом рванье, ни денег, ни документов, даже полного имени не мог сказать, только «Гориус». Ромбус его приютил, сменил имя на Грегориус, а через годик-два сделал первым заведующим отделением физической подготовки — благородный дикарь превращается в учителя физкультуры! Гражданский переворот по всей форме. Грегориус Джонс — всеобщий любимчик.

— А почему здесь у всех такие невообразимые имена?

— Разве? — Фангин, кажется, искренне удивился вопросу, хотя почти все, кого здесь встретил Облонг, и правда могли похвастаться по крайней мере одним, а то и двумя заковыристыми именами. Ротервирд во всем шел особенной дорогой.

Закончив петь оды Грегориусу Джонсу, Фангин с большим трудом встал и поднял бокал.

— Я вручаю вам четвертый класс, вкупе с прошлым и нынешним, — проревел он, прежде чем опустошить четвертую бутылку. Облонг, который все еще пил из второй, последовал его примеру.

Садясь, Фангин сделал предложение:

— Я могу вам как-нибудь помочь? Я серьезно, как угодно.

— Вы знаете, чем занимается Северная башня?

Дружелюбие Фангина слегка подувяло.

— Они разрабатывают военные технологии, которые Ротервирд затем по-тихому продает в большой мир. В силу ограниченности ресурсов и персонала делают в основном чертежи и только изредка производят прототипы. А вот Южная башня, наоборот, занята разработкой игрушек и всяческих развлечений, которые тоже расходятся по всему миру. Стриммер считает, что Болито и его команда занимаются ерундой, а Болито считает, что Стриммер и его приспешники — просто кучка аморальных дегенератов. Городской совет не больно-то помогает в преодолении вражды: только подстегивает конкуренцию, и прибыли от каждой башни, в свою очередь, растут. — Облонг заерзал на стуле. — Я вижу, что вопросы у вас еще не закончились.

— Знаете, как оно бывает, когда приходишь на чье-то место: всегда был кто-то до тебя. В моем случае это вы и еще один человек — мистер Фласк. Я видел тетради с затертыми фамилиями — и почувствовал, будто…

— Надел ботинки мертвеца? — подсказал Фангин. После того как несколько недель его собеседники ходили вокруг да около, такая прямота показалась Облонгу громом среди ясного неба.

— Ну хорошо, предположим, Роберт Фласк внезапно уехал. — Облонг не мог сдержать своего любопытства. — Мэр намекнул, что он нарушал правила, преподавая раннюю историю.

Фангин, зрение которого казалось совершенно безупречным, ни с того ни с сего принялся протирать стекла своих очков грязноватым носовым платком. Этот театральный жест должен был добавить эффекта следующим его словам:

— О нет! Роберт Фласк вовсе не преподавал древнюю историю, он совершил кое-что куда более чудовищное. Он сам отправился на поиски древней истории.

— Понимаю.

— Его неспроста прозвали Фласком-флягой — всегда был не прочь осушить кувшинчик «Особого крепкого», такой он был, Роберт. Но стоило ему исчезнуть — ни гу-гу, ни скрипа. Будто испарился в воздухе. Никто не имеет понятия, куда он пропал.

Облонг снова попытался выудить из Фангина подробности его собственного увольнения.

— Тогда почему же ваше имя тоже стерли?

— Я поступил по совести. Не нажаловался.

— Не нажаловался на что?

— В одно прекрасное утро Фласк опростоволосился перед учениками и рассказал классу кое-какие совершенно неприличные исторические подробности. — Фангин замялся. — Как бы там ни было, вы — наш преемник, так что лучше вам это забрать. — Он протянул Облонгу небольшой пластиковый пакет, перевязанный резинками. — Это — записная книжка Роберта Фласка, вернее, все, что от нее осталось.

— Как она к вам попала?

— Ее нашла в ящике стола домработница Фласка.

— Не Аггс ли случайно?

— Да, волосы — как кухонная щетка, зубы — как бивни, а сердце из чистого золота.

— И почему же она принесла его именно вам? — пробормотал Облонг, припоминая, как Аггс наотрез отказывалась признавать, что имеет к Фласку какое-либо отношение.

— Я был лучшим другом Фласка, к тому же в молодости Аггс присматривала за мной, еще до моей женитьбы.

— И куда же Фласк мог подеваться?

— В этой истории что-то нечисто. Он перебрался из комфортабельных школьных апартаментов на сомнительные задворки. А через несколько дней и вовсе исчез — как дым. Полагаю, Ротервирда ему хватило по горло. — Фангин взглянул на часы, торопливо натянул пальто и шляпу и с пугающим энтузиазмом принялся пожимать Облонгу руку. — Непременно оставайтесь на связи. У вас большой потенциал, я это чувствую.

С этими словами Фангин беспечно скатился по крутой лестнице и исчез в ночи.

Облонг тут же бросился к пакету. Из книжки были вырваны страницы. На внутренней стороне обложки чернилами было написано имя «Роберт Фласк», а также его первый адрес — «Экстериор Скул Тауэр Ист, третий этаж» — и больше ничего. На внутренней стороне задней обложки вычурным почерком было начертано следующее:

СТОЛ КАР