Наталья Якобсон - Изувеченный [litres с оптимизированной обложкой]

– И все же тебе придется.

Она поднесла нож к зеркалу, к своему отражению, и резко двинула рукой. Его страшный крик огласил тишину еще до того, как раздался звон бьющегося стекла. Осколки полетели во все стороны, задели ее лицо, застряли в коже над ключицей, причиняя боль. Рука, сжимавшая нож, превратилась в месиво из плоти и стекла. Клер было жутко больно, но она чувствовала, что его злодеяниям наконец-то положен конец.

Вот и зеркала больше нет. Не в чем увидеть свое искалеченное лицо. Только призрак Донатьена мог все еще оставаться в доме. От потери крови у нее мутилось сознание, и все же она схватила куртку и выбежала в ночь, будто за ней гнались все демоны преисподней.

Когда-то в Венеции…

…Или то было во сне. В страшном сне. Страшном и прекрасном. Ее звали Корделия. Она сидела за огромным столом, разряженная в пух и прах, а кругом царила пустота. Если только не считать роскошных неодушевленных предметов, которые почему-то казались живыми. Будто некое темное волшебство наделяло их жизнью, все эти предметы. Длинный стол из дуба без скатерти и с витыми, будто движущимися ножками, похожие на переплетающихся змей подвески хрустальных люстр, золоченая утварь на столе. Все жило, все дышало, все ждало момента, чтобы ухватить ее – единственную гостью здесь, обладающую душой.

Тень во главе стола тоже ждала. Этой тенью был Донатьен. Красивый или ужасающий на этот раз? Она не могла рассмотреть. Видела только роскошные одежды и драгоценные перстни на его руках. Кажется, камни что-то шептали. Ей тут же захотелось снять кольца со своих пальцев. Они стали казаться ей живыми и дышащими. Еще секунда – и они вопьются в пальцы.

– Спокойно!

Донатьен заметил, как брезгливо она смотрит на тарелки и салатницы, полные чего-то красного.

Они сидели за столом для пира, как муж и жена, как хозяин и хозяйка огромного дома, но ее это почему-то не радовало. Она ведь всегда об этом мечтала, но сейчас все было по-другому, не так, как в мечте. Как именно по-другому? Она напрягала мозг, но не могла вспомнить. Корделия силилась разглядеть находящееся в тени лицо своего суженого и не могла.

– Сейчас подадут главное угощение, моя радость, – провозгласил он с особой интонацией.

Кто подаст? Где здесь слуги? Корделия озиралась по сторонам и видела только предметы, которые внушали ей странный страх, будто они живые. Лианы цветов и подвески люстр ползли куда-то по пустоте, подобно змеям. Они скользили по ее коже тельцами из драгоценных камней и золотых нитей ожерелья. Все драгоценности из его сокровищницы были живыми. А сам он почему-то казался мертвым. Быть может, потому, что его душа умерла?

Корделия сощурилась. Казалось, темнота его лица начала ослеплять ее.

Угощение действительно подали, только неясно было, кто его принес. Блюдо появилось на столе само, с грохотом раздвигая вазы с хризантемами, будто срезанными с могил. От них пахло могилами – свежестью, землей и смертью. А само блюдо… Корделия вдруг ощутила запах крови. Ее пальчики, сжимавшие вилку, напряглись, но та сама завибрировала в ее руке. Блюдо было огромным. Донатьен щелкнул пальцами, и крышка с него сдвинулась.

У Корделии в глазах помутилось от ужаса и отвращения.

– Лучшее мясо, какое я смог достать для тебя, – пояснил Донатьен.

На блюде лежало тело, разделанное ножами так, что его едва можно было узнать, но она узнала лицо Анджелы, зверски изуродованное. И хрупкое тело с вывернутыми конечностями. Ее затошнило. Корделия попыталась отвернуться, но что-то ее не пустило. Пришлось смотреть на обрубок шеи в том месте, где голову отделили от туловища. Вот он, истинный ужас!

– Чем сильнее ты ее ненавидела, тем вкуснее будет наша трапеза, – изрек Донатьен спокойно до жути.

Корделия смотрела на зашитые нитками губы и глаза. То же было проделано с расчлененными пальцами, руками и ногами.

– Я научил тебя колдовать, ты научила меня шить, и я шью и крою по живому, – равнодушно пояснил он.

– Только я не хотела учиться, – слабо возразила она.

– Это и плохо.

Неужели он сшивал ее живьем? Корделия не могла отвести глаза от ниток, вшитых в плоть. Уже мертвую плоть, но сколько она страдала…

– А сколько страдал я? По ее вине. Я вернул все сторицей. – Он будто читал ее мысли, он восседал по другую сторону от нее, ее бог и ее дьявол в одном лице. Не она его наставница, он сам управитель всего.

– Знаешь, Корделия, невеста – вот лучшая дань для жертвоприношения. – Он наполнил свой бокал кровью и отсалютовал. – Поэтому тебе повезло, что изначально невестой была не ты. Я лишь щадил тебя.

– А я тебя об этом просила? О пощаде? – она задыхалась от гнева.

Он резко встал из-за стола и вот уже стоял у нее за спиной, прижимая холодное лезвие к ее обнаженному горлу.

– Ты всегда знала, кто я и кем могу стать. Они всего лишь выпустили джинна из бутылки, мои мучители. Джинна, который всегда дремал во мне, который хотел иметь ученицу и спутницу. Красивую куклу вроде тебя. Но не заставляй меня избирать и тебя своей жертвой.

Он чуть надавил на ее шею лезвием. Капнула кровь. Корделия тяжело дышала, ожидая решающего мига, но он вдруг убрал руку и осторожно слизал ее кровь с ножа. У нее помутилось сознание.

– Драгоценный эликсир, – прошептал Донатьен. – Знаешь, твоя кровь для меня бесценна, но тебе пора решать, хочешь ты быть со мной или против меня. С теми, кто против, ты видишь, что происходит, – он красноречиво взглянул на труп, и Корделия вздрогнула. На миг мертвое тело ожило, дернувшись на крюках, крепивших его к блюду. Всего на миг, который мог быть иллюзией. Если б только он ею был… Если б мертвые губы и глаза на миг не стали живыми, как у обреченной рыбы на песке…

– Вперед! – он отдал приказ, и длинный тесак вскрыл швы на животе, выпуская кишки. – Угощайся, дорогая!

И Корделия скрепя сердце положила в тарелку клубок, напоминающий земляных червей. Красный клубок внутренностей своей мертвой соперницы. Еще недавно она могла бы подумать, что была бы такому рада, но не теперь, когда видела все это воочию, ощущала запах мертвой плоти Анджелы и многих других. Пила из кубка и чувствовала на губах вкус крови убитой невесты. И этой невестой могла быть она.

Ее сердце замирало. Ее пальцы дрожали, сжимая золотую вилку над тарелкой, наполненной внутренностями. Какой бы плохой ни была Анджела, но она этого не заслужила, однако ее тело было выпотрошено, освежевано, расчленено и подано на изысканной посуде как подношение для новой спутницы Донатьена. Он легко отсек кинжалом кусок от головы на тарелке. И пир начался!

Когда-то Донатьен был прекрасен. Когда-то он любил ее. Теперь их сближали страх, боль, ненависть. И что-то еще… Общий интерес к исследованию открывшихся граней неизведанного. У них обоих оказался одинаково пытливый ум во всем, что касалось боли, врат, приоткрывшихся, чтобы показать страшный рай. Рай, больше похожий на ад. Рай ужаса боли и некого извращенного наслаждения от того, что вошедшие в него никогда уже больше не сольются с толпой. Они оказались вне мира. Выше мира. Пропуск в рай для них пролегал на острие ножа. И благодарной за это Клер должна быть событиям столетней давности, своим мертвым врагам, своим поверженным кумирам. Главное, Донатьену. Он создал этот жуткий рай из ничего, и он стал здесь главным.