Роберт Чамберс - Пенумбра. Шесть готических рассказов.

Поэтому, я сказал ему, что он должен рассматривать свой сон как некое предупреждение, нежели как действительно пророчество его судьбы; что спасение его души зависело не от слов или того, что он делал сейчас, а от всей его жизни в целом; и что было бы уж совсем не плохо, если бы он забыл своих товарищей по бутылке, и бросил пагубную привычку, твёрдо став на путь трезвой, трудолюбивой, исполненной верой жизни; и что силы тьмы не могут просто так претендовать на его душу, пока есть более высокая, высшая истина, что не может быть до конца осознана человеком, и сулила спасение каждому, кто покаялся и начал новую, совсем другую жизнь.

Мои слова утешили его, и ему стало заметно лучше. Я ушел от него с обещанием вернуться на следующий день. Я сказал, и после признал, что его общество было гораздо приятнее мне, когда его эмоциональное состояние пришло в норму, и маска печали и скорби сошла с его лица, поскольку её источником было его отчаяние. Его обещания измениться были даны с тем искренним намерением, которое присуще лишь священной решимости. Я с немалым восхищением наблюдал за тем, как в течение не одного уже посещения, он старался измениться, и отнюдь я хочу сказать не без успеха, но на всё требовалось время. Я видел, что он позабыл свою праздную и испорченную компанию, чьё общество годами отравляло его жизнь и обрекало на неминуемую гибель. Он вновь вернулся к своим старым интересам — он снова занимался ремеслом и больше никогда не брал ни капли в рот. В душе я был уверен, что для него всё произошедшее являлось нечто большим, нежели обычным сном.

Однажды, уже после того как он был полностью здоров, я был удивлён, поднимаясь по уже знакомой лестнице, когда в очередной раз посещал его. Я искал его в доме, и он точно был тут и очевидно был занят починкой пола в гостиной. Всюду лежали обструганные доски. Ему снова приснился вещий сон, в котором он увидел, что скоро умрёт. Он чинил пол, чтобы избежать подобной участи, и я вряд ли мог сдержать улыбку, когда сказал:

— Да благословит Бог твою работу.

Он понял, о чём я, потому сразу же ответил:

— Я больше никогда не смогу спокойно, без дрожи в коленях спуститься по этой лестнице. Я бы покинул это место, если бы только мог, но пока что я не могу себе позволить что-то более приличное, и никто в городе не сдаст мне ничего подобного по такой же низкой цене, к тому же я решил с Божьей помощью погасить свои долги, и я не могу спать спокойно, пока не укреплю половицы так крепко, как смогу. Вы вряд ли поверите мне, ваше святейшество, что в то время, как я занят на работе, я всегда переживаю, когда иду с неё домой, поскольку в любой момент, когда я переступлю порог и сделаю два шага, часть пола может провалиться и поглотить меня, поэтому, ваше святейшество, нет ничего странного в том, что я решил обезопасить себя от такой возможности, укрепив свой пол любой имеющейся у меня древесиной.

Я одобрил его решение погасить все свои долги, и похвалил его упорство, с которым он добросовестно исполняет задуманное, благословив его. Прошло много месяцев, но в его жизни в целом ничего особо после не поменялось. Он был талантливым мастером, потому быстро вернулся в строй. У него было много работы, и она приносила вполне себе неплохой доход. Казалось, дела идут на поправку. У меня есть, что ещё добавить, но я расскажу вкратце.

Однажды вечером я встретился в Пэтом Коннеллом, когда он шел с работы домой, и, как обычно, обменявшись любезностями, я сказал ему несколько слов поддержки и одобрения. Я видел его трудолюбивым, здоровым, одним словом — живым, но не более чем через три дня после этого он уже был мёртв.

Обстоятельства, предшествующие его смерти были несколько странными, если не сказать — зловещими. Несчастный человек по воле случая встретил своего старого друга, только вернувшегося в город после длительного отсутствия; и в момент душевного подъёма, забывая всё в теплоте его радости, он поддался соблазну пойти с ним в трактир, который был как раз неподалёку от места встречи. Коннелл, всё же, входя в таверну, сразу сказал, что не намерен напиваться.

Но ох! Кто может быть целеустремлённее пьяницы, который цепляется за бутылку всю жизнь? Он может покаяться — даже измениться — он даже может смотреть с презрением на старую версию себя самого; но на фоне таких перемен и угрызений совести, кто может дать гарантию, что он не сорвётся и всё вновь не станет как было, и весь триумф, раскаяние и стыд — всё сойдёт на нет, ибо он склонится пред своим пороком вновь, что может быть ужаснее и отвратительнее этого?

Бедный человек покинул таверну в состоянии полного беспамятства. Его привели домой почти без сознания; и положили в его постель, где он лежал, прибывая в глубоких недрах алкогольной комы. Было поздно и дети пошли спать. Но бедная жена осталась сидеть у очага, слишком опечаленная и удивлённая тем, чего она совсем не ожидала, и думала, что всё закончилось; усталость, однако, всё же одолела её, и она постепенно погрузилась в беспокойный сон. Она не могла сказать, как долго она спала, но когда проснулась, то едва открыв глаза, она увидела слабый алый свет тлеющих углей и двух человек, в одном из которых она узнала своего мужа, бесшумно покинувшего комнату.

— Пэт, дорогой, ты куда? — спросила она.

Ответа не последовало, и дверь закрылась за ним; но через мгновение она была напугана и удивлена громким и тяжелым хрустом, как будто чьё-то тяжелое тело упало с лестницы. Сильно встревоженная, она подскочила, и, подойдя к краю лестницы, неоднократно звала его, но никто не отзывался. Она вернулась в комнату, и попросила дочь, о которой я уже упоминал ранее, чтобы она нашла и зажгла свечу, с которой она вновь поспешила к лестнице.

Внизу лежал, казалось, ворох каких-то тряпок — скомканных, безжизненных, неподвижных — это был её муж. При спуске по лестнице, зачем теперь уже сказать трудно, он неосознанно и сильно приложился головой о пол, она была откинута назад. Позвоночник не выдержал удара, и тут же был сломан, после чего должна была наступить мгновенная смерть. Тело лежало там же, как и было в его сне. Едва ли можно что-то объективно сказать в подобной истории, где вопросов на много больше, чем ответов, и всё, что не происходило, было, так или иначе, окутано мраком тайны; тем не менее, я не мог не подозревать, что второй силуэт, который видела жена Коннелла в ночь его смерти, была ничем иным, как его собственной тенью. Это довольно противоречивое объяснение; но она сказала мне, что неизвестный был значительно выше её мужа; и, дойдя до двери, повернулся назад, как будто говорил что-то своему спутнику. Что он сказал ему, так и осталось тайной.

Сон был и вправду вещий? Куда подевался бесплотный дух? Кто знает наверняка? Мы так точно и не узнаем. Но я покинул тот дом после его смерти в состоянии, исполненном неподдельного ужаса, которое я даже не знаю, как описать. Я словно всё ещё спал. Я видел и слышал всё, будто находясь под чарами кошмара. Совпадение было чудовищным.