Джули Си Дао - Лес тысячи фонариков [litres]

Сифэн быстро взглянула в лицо Императрице, на котором сквозь благожелательность проступало испытующее выражение. Ее лицо и фигура были напряжены, но после слов Сифэн она расслабилась.

– Твоя скромность заслуживает похвалы. Тем не менее, хотя мой сын заинтересовался твоим другом, но именно о тебе он говорит без умолку.

Девушка с персиковым лицом снова задвигалась, сверля Сифэн пронзительным недоверчивым взглядом.

– Принц никогда не ошибается в своих суждениях, – с гордостью добавила Императрица. – Он умеет распознавать в людях скрытые возможности. По этой причине за ним сохранилось его детское прозвище – Маленький Рыболов.

– Его высочество, как всегда, проницателен и мудр, – плавно вступил в разговор господин Юй. – Манеры этой девушки нуждаются в усовершенствовании, шлифовке, ваше величество, но, побыв при дворе, она изменится. Она неплохо образованна и немного знакома с поэзией.

Сифэн вновь почувствовала на себе пристальный взгляд Императрицы. Всего лишь одно слово этой изысканной прелестной дамы может изменить направление всей ее жизни . О, вот что значит – иметь власть! Никто в мире не в состоянии отказать такой женщине; даже поляна тэнгару с ее мистическим деревом может принадлежать ей, если только она того пожелает. Эта мысль вонзилась глубоко в сердце Сифэн, и одно слово плавало в ее мозгу, как лист на неподвижной поверхности пруда: Шут …

– Откуда девушке из бедной семьи быть знакомой с поэзией? – спросила старшая из женщин с кислым выражением лица.

– Неважно, мадам Хун, – ответила Императрица. – Я хочу послушать стихи, Сифэн. Не можешь ли ты прочитать нам какое-нибудь стихотворение?

Сифэн сложила руки, в ее мозгу проносились стихотворные строки, которые Гума на протяжение многих лет заставляла ее учить наизусть. Она вспомнила, как засветились глаза Императрицы, когда та заговорила о своем сыне, и в памяти ее всплыло безыскусное маленькое стихотворение, которое всегда трогало ее тоскующее по материнской ласке сердце:

Господин Юй уставился на нее с явным неудовольствием, но глаза Императрицы сияли.

– Прелестные стихи. В них есть правда о том, что для матерей дети слишком быстро становятся взрослыми. Мне кажется, что мои мальчики едва выросли из пеленок, а они уже командуют армиями.

– Эти стихи должна слышать каждая мать, – льстиво сказала женщина в платье гранатового цвета, искоса взглянув на девушку с персиковым лицом. – Как вы считаете, госпожа Ман?

– У меня нет детей, как вы знаете, – ответила девушка с резким, странно знакомым акцентом. Она с остервенением пыталась вытащить из своего шитья зацепившиеся нитки.

– Позволь представить тебе двух фавориток Императора. – Императрица указала на даму в гранатовом платье. – Это госпожа Сунь, в дальнейшем ты, возможно, познакомишься с ее дочерьми-близнецами. А это – госпожа Ман, она присоединилась к нам месяц назад.

– Мы счастливы, что она с нами, – губы госпожи Сунь растянулись в коварной кошачьей улыбке. Приторная сладость ее речей была обильно сдобрена ядом. – Напомни-ка опять, из какой маленькой деревушки ты родом? Ее величество так прочувствованно рассказывала о том, как они проезжали через нее… и увидали тебя.

– Даже если бы я ее назвала, вы все равно о ней ничего не знаете, – ответила девушка, но госпожу Сунь нисколько не задел ее невежливый тон, она улыбнулась еще шире.

Сифэн, пораженная, подняла на нее глаза. Так вот она , самая последняя из взятых во дворец наложниц, девушка, которую пронесли через их город в паланкине. Ее интонации все еще были такими же, как у деревенского простонародья, потому и акцент ее показался Сифэн знакомым. Она и впрямь очень хорошенькая, с ее круглыми розовыми щеками и похожими на цветочные лепестки губами, не могла не признать Сифэн. Нетрудно понять, почему она привлекла внимание Императора Цзюня, выглянувшего из окна своего императорского паланкина. Но у нее были скучные глаза и вялые движения, и шила она так, что видно было, что она с большим удовольствием занималась бы чем-то иным и в другом месте.

– Это мадам Хун, моя старшая фрейлина, – продолжала Императрица Лихуа, указав на даму с кислым выражении лица. – Со временем ты с ней лучше познакомишься, поскольку все мои дамы поручены ее заботам и руководству.

От намека, что ее тут могут оставить, сердце Сифэн радостно забилось, но, не показав виду, она лишь низко поклонилась каждой из женщин. Выпрямившись, она впервые заметила на стене за спиной Императрицы великолепную шпалеру. В ней преобладали изумрудные и оливковые тона, а также цвета папоротника и мха, и у Сифэн перехватило дыханье, когда она вгляделась в запечатленый на шпалере пейзаж: лесная поляна и пруд, из которого росло цветущее деревце.

– Тебе нравится? – спросила Императрица Лихуа, проследив направление взгляда Сифэн. – Эту шпалеру заказал мой дед, чтобы отметить пятисотлетнюю годовщину со дня основания царства.

– Она очень к-красива.

Сифэн была недовольна собой из-за запинки, особенно ей не понравилось самодовольное выражение, появившееся при этом на лице госпожи Сунь. Она сделала над собой усилие и заговорила медленно, размеренным тоном:

– Она напомнила мне о поляне, которую мы видели на пути сюда. Я видела там дерево, похожее на это.

Госпожа Сунь презрительно рассмеялась:

– Таких деревьев нет на Фэн Лу вот уже целое тысячелетие. Ее величеству недосуг выслушивать твои фантазии.

Однако Императрица отмахнулась от ее слов, как от надоедливых насекомых:

– Не утруждайте себя, госпожа Сунь, высказываясь от моего имени, особенно когда речь идет о предмете, вам незнакомом.

Замечание Императрицы заставило наложницу умолкнуть, однако взгляд, которым она наградила Сифэн, не утратил своего хищного блеска.

Императрица Лихуа подалась вперед со своих подушек.

– Я хочу услышать твою историю, Сифэн. Наедине, – добавила она. – Кан, останься на минуту.

Все остальные разом поднялись со своих мест и вышли с явной неохотой; процессию в разноцветных шелках возглавила недовольная госпожа Сунь.

Императрица не отрывала от Сифэн пристального взгляда, и та почувствовала, как капелька пота скатывается у нее по шее вниз. С ними был один Кан, но, когда он уйдет, она останется наедине с супругой Императора. Во рту у нее пересохло, и она ощущала, сколь безнадежно дурны ее манеры перед лицом этой безупречно элегантной женщины.