Владислав Пашковский - Фб '98 [Сборник]

— Дай мне еще двадцать пластиковых коробок.

— Прошу вас, сэр. Чем-нибудь заполнить?

— Нет.

— Вы должны проидентифицировать свою личность.

— Кроме нас двоих, здесь уже давно никого нет! — вскипел Отгоне. Монотонный голос автомата ему порядком надоел за двое суток. «Вот если бы мне удалось его переделать!»

— Пожалуйста, поставьте указательный палец…

— Слушай, — Розуела осенило, — известно ли тебе, что с сегодняшнего дня я работаю на твою компанию?

— Связь с центром у меня нарушена, сэр.

— Так вот, я пришел тебя починить.

— У вас должен быть опознавательный жетон, сэр. Прошу вас опустить его в отверстие для проверки шифра.

— Ты безмозглый болван! — выругался Отгоне. — Неужели не знаешь, что с сегодняшнего дня отменены опознавательные жетоны и у меня есть для тебя новый шифр?

Автомат долго молчал. Где-то внутри у него сильно вибрировало. Розуел это чувствовал. Решался вопрос, получит он доступ в аппарат или нет. Динамик стал выдавать сиплый шелест, затем все стихло. Из-за напряженного ожидания лоб у Розуела покрылся каплями пота.

— Да, сэр. Я готов принять новый шифр. Отгоне облегченно провел рукой по лбу.

— Шифр следующий: «один, один, один», — выпалил Розуел.

— Сэр?! Вы уверены, что это правильный шифр?

— Что за вопрос? Почему он тебе не нравится?

— Дело в том, что в моей памяти записан совсем другой шифр, из пяти тысяч знаков.

— Это новый шифр, и без вопросов, — прервал Розуел автомат.

— Слушаюсь, сэр. Вот теперь Розуел почувствовал себя по-настоящему хорошо.

— Так, шифр «один, один, один». Открой переднюю панель и дай мне паяльник и набор отверток.

— Прошу вас, сэр.

«Скоро придется зажечь последний факел, а потом… — подумал Цычиа, — темнота…» Корзина, предназначенная для богов, которую он нес, уже была наполовину опустошена.

«Это хорошо, — размышлял Цычиа, — что племя дарит богам не только человечину, но и фрукты, и овощи». Цычиа отломил кусочек маисовой лепешки, тщательно прожевал, встал и пошел дальше по тоннелю. А его племя тем временем заканчивало молитвенный обряд после дароприношения богам.

У входа в пещеру установили ловушки с ядовитыми стрелами, чтобы никто не смог туда проникнуть.

«Если я сейчас вернусь, — думал Цычиа, — меня наверняка разорвут на части. Не-ет, по кускам скормят диким зверям. А я не вернусь. Вот подохну здесь, но не вернусь. Мама всегда говорила, что меня принесут в жертву богам. Говорила, что это почетно. Говорила, что…» Взгляд Цычиа упал на настенный рисунок. Рисунок явно изображал человека «идущего». «Ладно, — подумал Цычиа, — уж в этом я разберусь. Сколько лет в меня запихивали все эти знаки, кружки, тени! Вот только зачем? Зачем это богам, если они меня и без знаний сожрут?! Мясо от мудрости вкуснее не становится.

Вот здорово быть мударом! Испытал это на себе. Девчонки так и липнут. И мне это нравилось. И вот я здесь, иду и иду, факел скоро погаснет, еда на исходе. Интересно, что едят боги в остальное время года? Наверное, постятся. Да они уже подохли бы давно на таких харчах. Ведь что для них один или два человека в год?! Ничего! Так, пустой звук».

Тоннель стал расширяться, но Цычиа не обратил на это внимания.

Катрин целыми днями сидела у Карла. Он уже привык к этому. Она нравилась ему и была отменной помощницей в его экспериментах. Сейчас она следила за ванночками с растениями.

— Карл, — позвала Катрин, — иди посмотри, по-моему, это то, чего ты ждал.

Карл подошел и заглянул в ванночку с питательным раствором. На поверхности плавала зеленая масса.

— Прекрасно, Катрин! Прекрасно! После расщепления ядра и введения в резонанс это растение не проявляло такого бурного роста.

— Неужели проблема решена?

— Не только, уже налицо результаты, — ответил Карл. — Думаю, через два часа мы получим около одного кубического метра массы.

— Карл, надо придумать, как ее готовить.

— Да очень просто. В этом «новоиспеченном» растении можно будет найти все, что угодно. Хочешь — жарь, хочешь — ешь сырым.

Она подошла, обхватила его шею своими мягкими руками и спрятала голову у него на плече. Карл в очередной раз попытался мягко отстранить ее, а затем оставил эту безнадежную затею.

Бен и Джо сидели на ящиках в одной из квартир первого этажа. Бен тщательно обсасывал свои грязные ногти, а Джо ковырял ножом половую доску. Оба заросшие, в засаленной одежде, с нездоровым взглядом. Такой взгляд, наверное, у слабоумных.

— Бен.

— Ну…

— Бен, давай вздернем этого парня, а?

— Кого?

— Да этого… как его… профессора.

— Он не профессор, Джо.

— Ну и что? Давай вздернем и с его девкой повеселимся.

— Ты вонючая свинья, Джо, — ответил Бен. — Ты всегда таким был.

— А ты не груби, это я так, пошутил насчет девчонки. А вот профессор мне не нравится. Очень уж задается. Весь чистенький такой, с-сука.

— Это ты верно подметил. У всех горе, а он вырядился.

— Вот, вот, — продолжал Джо, — так и подмывает вздуть его хорошенько.

Они замолчали. Некоторое время слышно было, как скрипит входная дверь: видимо, опять сквозняк.

— Я вот что скажу, — произнес Бен, — ты прав, надо этого сукина сына поставить на место.

Бен вытер свои обслюнявленные, грязные ногти о штаны и встал. Джо последовал за ним.

— Чижик, а Чижик! — говорила Поликарповна. — А как там у вас было?

— По-на-р-на. У-чше, — отвечал поправившийся пришелец, тщательно пережевывая блинчики с мясом.

— Нет, Чижик. Лучше, чем у нас, быть не могло, — продолжала миссис Поликарповна, — у нас тут все было. Телевизор был, кухня… Снедь всякая. Не то что у вас- И она показала в сторону расплывающейся стены кухни.

— Не, мой, — отвечал Чижик, — не, мой у-чше.

Цычиа полз сквозь туман, слепо веря в хорошее будущее. Влажная почва, покрытая губчатым мхом, казалось, никогда не кончится. Она сменила скальную породу еще день назад, и с тех пор все время мох, мох, мох. Ни стен, ни потолка видно не было. Все заволокло туманом. На зубах скрипел песок, непонятно откуда бравшийся.

Цычиа в очередной раз остановился. Засунул в рот немного мха и начал жевать. Скулы периодически сводило судорогой. Мысли срослись в единый невозможный узел и покрылись плесенью. Осталось только одно желание.

Жить! Жить во что бы то ни стало. Цычиа не верил, что ему суждено вот так просто умереть. И он снова пополз.

Секунды складывались в минуты, минуты — в часы. Но какими долгими были эти часы! Цычиа казалось, что он ползет уже целую вечность. Мох хлюпал под ногами.

От перенасыщенного влагой тумана с Цычиа стекали струйки воды.

Вдруг он явственно услышал, что кто-то его зовет. Зов был знакомым и требовательным. Цычиа попытался встать, но даже не смог поднять голову.