Владимир Фёдоров - Сезон зверя [litres]

Когда вертолет набрал высоту и двигатели заработали потише, Игорь Ильич с довольным лицом хозяина, заполучившего хорошего работника, обратился к Тамерлану:

– Как отзимовал, Петрович?

– Да нормально, – равнодушно ответил он. – План выполнил.

– Небось, раза в полтора перекрыл?

– Маленько есть…

– А здоровьишко как?

– Не жалуюсь.

– Это хорошо. Значит, нынешний сезон вместе пахать будем.

– Выходит, так.

– Ребят моих ты половину знаешь, – произнес уже громко для всех начальник. – Новеньких только двое, практиканты. Да один недолгий заграничный гость. Вот, познакомься – товарищ Шастель из Чехии, ученый-биолог. Так сказать, прикомандирован к нам сверху.

Зденек привстал со своего сиденья, вежливо кивнул и протянул руку.

Тамерлан медленно приподнялся навстречу, отер о брезентовые штаны большую волосатую кисть, вымазанную, видимо, при торопливой погрузке, слегка сжал ею интеллигентские пальцы иностранца и снова молча опустился.

– Валерий Стрельцов. – Игорь Ильич сделал рукой жест в сторону практиканта. – Он наш, местный, доморощенный, дипломник из Алданского техникума.

Валерка тоже начал было вставать и поднимать руку, но Тамерлан даже не оторвался от сиденья – чуть повернул основательно заросшую физиономию и тут же вернул ее в исходное положение.

Белявский сделал вид, что не заметил такого пренебрежения к студенту и продолжил, правда, уже с некоторым нажимом на слово «Петрович»:

– А рядом с тобой, Петрович, единственная наша дама Вера Васильевна Заимкина. Прибыла она, Петрович, из далеких брянских лесов. Будущий техник-геолог. Прошу любить и жаловать.

Взгляды их на миг встретились. Он пробурчал что-то типа «приятно познакомиться», но Верка успела заметить, что в глубоко запавших под широкие лохматые брови глазах мелькнуло нечто среднее между равнодушием и презрением. Ей невольно захотелось отодвинуться подальше от этого угрюмого лесовика, но проклятая этика заставила изобразить улыбку.

– Ну а для вас, ребятки, – начальник обращался уже только к студентам, – встреча со Степаном Петровичем, можно сказать, подарок судьбы. Один из самых опытных работников нашей экспедиции. Уже четверть века из гор и леса не вылазит, знает их как свои пять пальцев. Старый таежный волк. А уж по части охоты тут ему вообще равных нет. Энциклопедия! Пользуйтесь, пока рядом, спрашивайте побольше. – Он повернулся к Тамерлану:

– Как, Петрович, не откажешь ребятам в науке?

– Мне не жалко, – криво усмехнулся тот.

«Да-а, – подумала про себя Верка, – такой не больно разбежится чему-то научить». Сидя рядом, ей было неудобно разглядывать Тамерлана, но она уже краем глаза отметила, что на вид ему лет пятьдесят. Об этом говорили густо припорошенная сединой нестриженая борода и такие же волосы, торчащие из-под когда-то белого, а теперь уже почти черного, засаленного накомарника. Солидный возраст и непростая жизнь были отмечены на глубоко прорезанном морщинами покатом лбу и вокруг близко посаженных, каких-то то ли уставших и потому раздраженных, то ли вообще просто недобрых по своей природе глаз. Огромные, поцарапанные и побитые во многих местах, покрытые красноватой задубелой кожей руки, которые так и хотелось назвать лапищами, мертво лежали на коленях, словно закогтив их. То, с какой легкостью забрасывал в вертолет Тамерлан свой скарб и тяжеленные ломы, мощная шея, подпирающая лохматую голову, налитые мышцами плечи и вот эти ни разу не дрогнувшие лапищи говорили о том, что немалые уже лета пока еще не затронули, не повредили физическую часть называющейся человеком машины, хорошо сделанной в самом начале, а потом отлаженно, зло и методично долбящей, дробящей и коверкающей год за годом земное лоно.

Просидев рядом с Тамерланом лишь четверть часа, Верка интуитивно уже почувствовала, даже точно поняла, что с этим сильным, нужным и опытным «таежным волком» у нее никогда не будет доверительных отношений. От него как бы шла волна холода, создающая вокруг какую-то зону дискомфорта. Впрочем, так, видимо, казалось только ей, поскольку начальник отряда глядел на Тамерлана чуть ли не с умилением, да и у остальных геологов, судя по всему, он вызывал если не симпатию, то точно уж уважение.

Верка тоже сразу не понравилась Тамерлану, и это было его обычной реакцией на любое новое лицо, появлявшееся рядом, тем более женское. «Ишь, соплячка, фальшивой улыбкой осчастливила… Знала бы, с кем рядом сидишь, в штаны бы наклала! И этот тоже распелся, начальничек, воспитателя-наставника нашел…»

Действительно, знала бы… Ведь даже Верке, при всей ее возникшей антипатии к Тамерлану, не говоря уж об остальных пассажирах спецрейса, и в голову не могло прийти, что за исчадие ада сидит рядом с ними в вертолете.

Валерке, естественно, Тамерлан тоже не понравился сначала своей угрюмостью, а потом тем, с каким пренебрежением он среагировал на попытку протянуть ему руку. «Да видали мы таких козлов! Представителя высшей касты из себя корчит, а в бане, наверно, полгода не был…» – Валерка с деланым безразличием хмыкнул и отвернулся к окну. Но настроение, заметно посветлевшее перед вылетом в поле, радостное предвкушение встречи с тайгой и горами Тамерлан ему заметно испортил. И снова потихоньку стали наплывать воспоминания о ней…

Валерка проснулся в ту ночь от какого-то грохота. Машинально вскинул руку к выключателю и несколько секунд щурился от яркого света, ничего не понимая. Потом обвел взглядом комнату и, упершись им в неизвестно откуда взявшийся светлый прямоугольник на обоях, не сразу, но сообразил. Перевел взгляд на письменный стол: да, на нем лежал сорвавшийся со стены портрет. Портрет Марины Влади.

Валерка откинул одеяло, шагнул к столу. Взял портрет, хотел было повесить на место, но оказалось, что тот не просто упал – лопнула нитка, на которой висел. «Немудрено, – подумал Валерка, – за столько лет могла и не выдержать…» Он поставил портрет на стопку книг, прислонив к стене. Поправляя опрокинутую карандашницу и собирая разлетевшиеся из нее ручки, обратил внимание на свою гордость – старинный металлический календарь. Он был «вечным», то есть показывал тот день, месяц и год, который на нем устанавливали. Для этого надо было лишь крутануть нужное количество раз центральную вращающуюся часть. Так вот, на календаре стояло 29 апреля, хотя сейчас было самое начало 26-го. «Видно, портрет ударил и повернул», – решил Валерка и переставил число назад.

Он лег в постель, погасил свет и мысленно возвратился к портрету. Валерка повесил его сюда перед окончанием школы. Третий год он уже учится в техникуме, да еще год до этого работал. Выходит, четыре года провисел.

С портретом была связана небольшая тайна. Валерка, собственно, только из-за этого его и купил. Изображенная на цветном фото еще совсем молодая Марина Влади в роли прекрасной купринской «ведьмы» Олеси была очень похожа на… Маринку. Для всех остальных на стене висела французская кинозвезда и жена Высоцкого, а для Валерки – одноклассница и первая его любовь. Правда, с годами она все больше становилась просто Мариной Влади.