Глеб Соколов - Попрыгунчики на Рублевке

Выхватив из-под балахона короткий остро отточенный нож, Соловейчик наугад ударил куда-то в темноту…

Наконец Теодора очнулась. Сквозь неплотные шторы в комнаты проникал свет раннего утра. Писательница встала с диванчика. Не глядя на труп, прошла через несколько комнат в гостиную. Села там в кресло возле стоявшего на столике телефона.

«Звонить поздно!.. Как я объясню, почему всю ночь труп провалялся в моем доме и я никому об этом не сообщила?» Она опять встала, вышла на улицу, обогнула особняк. Там, где вчера нанесла удар мужчине в тренировочном костюме, на цементе — засохшие следы крови. Окровавленный камень валялся тут же.

Боккум вернулась в дом, быстрым шагом прошла в гардеробную. Остановилась возле трупа девушки, еще раз поразилась сходству. Обшарив карманы покойницы, нашла паспорт, ключ на пластмассовом брелоке.

Погибшую звали Вика. Она была прописана не так далеко от дома Теодоры. Как-то писательница проезжала деревушку с названием, указанным в Викином паспорте, но с трудом могла вспомнить, как она выглядит. Шоссе пролегало чуть в стороне от ее обычных маршрутов. Заехала она на него, разыскивая дорогу к знакомым, которые жили в котеджном поселке километрах в десяти от ее дома.

Она вынула из дамской сумки паспорт, еще раз сверилась с адресом, который значился на странице прописки. Тот самый!.. Вот уже несколько часов она сидела в своем автомобиле, стоявшем на краю кювета с погашенными фарами и смотрела в самый конец проселочной дороги. Там за покосившимся забором стояла темная избушка.

Теодора приезжала сюда не впервые. Но каждый раз убеждалась: деревенский дом необитаем. То ли единственной его жительницей была та, которую Боккум закопала у себя в саду, то ли даже покойница давно уже не жила здесь. Соседние дома тоже стояли с черными окнами.

Наконец писательница решилась: она выбралась из салона своей «Ауди», неслышно прикрыла дверцу, включила сигнализацию и пошла вверх по проселку. Вот и калитка… Навесной замок, продетый в петлю, оказался открыт. Теодора просто сняла его и, чувствуя, как по спине бегут мурашки, прошла на участок.

Дверь, к которой вела заросшая дорожка, была заперта. Писательница вынула из сумочки ключ и вставила его в замок. Повернула. Дверь отворилась… Захлопнув ее, оказалась в темноте.

В избушке отчетливо пахло женскими духами. Возможно, та, которая ими пользовалась, была здесь недавно. Или, что не менее вероятно, запах сохранился с прежних времен. Если девушка, убитая в доме Боккум, была единственной, кто открывал окна в этом жилище, — с того дня, когда она ушла отсюда в последний раз, дом ни разу не проветривался.

В сумке у писательницы был припасен маленький фонарик. Теперь она включила его. Обстановка внутри домишки — убогая. Допотопная мебель, самодельные, сколоченные из грубо обструганных досок табуретки, обитые сверху клеенкой. Но везде чувствовалась женская рука… Теперь Боккум была уверена: Вика жила здесь. Одна.

Боккум подошла к стоявшему у стены старенькому холодильнику. Заглянула в него — коробка, в которой еще осталось несколько на вид вполне аппетитных пирожных, упаковка йогуртов, сок, пакет с булочками для завтрака… Теодора расслышала шаги слишком поздно…

Когда она отвернулась от холодильника, человек уже был в комнате.

— Знали бы все, где живет дочь Президента… — проговорил Тавурин, щелкнув выключателем. Комнату залил тусклый свет от висевшей под потолком слабенькой лампочки, закрытой к тому же пыльным абажуром из желтой пластмассы.

Восходящая звезда модельного бизнеса! Теодора давно мечтала, но до сих пор не могла с ним познакомиться, — был в точности, как на страницах глянцевых журналов.

Если бы не шок, который Боккум испытала, неожиданно увидев его перед собой, она бы обязательно совершила какую-нибудь ошибку: кинулась бы из избушки прочь, пролепетала что-нибудь идиотское, вроде «случайно здесь оказалась»… Но она молчала, не в силах от удивления раскрыть рта.

— Что, опять перебои с электричеством?.. Пригодился мой фонарик?.. Что-то ты не рада… — обиженно проговорил Тавурин и, пройдя мимо Теодоры, по-хозяйски распахнул убогую дверь, за которой оказалась маленькая комнатка. Во всю ее ширину, оставляя до стен не больше полуметра свободного пространства, стояла роскошная кровать, созданная вручную итальянской фирмой.

Кровать была застелена дешевым застиранным бельем белого цвета. Одеяло и простынь были у́же широченного матраса.

— Почему ты не запираешься? — Макс уселся на край кровати. Пару раз подпрыгнул, пробуя упругость пружин. Похлопал ладонями по матрасу. — Тебя украдут вместе с моим подарком… Новое белье так и не купила?

— Нет денег, — наконец пришла в себя писательница.

«Я теперь не Теодора, а Вика».

— Что мне запираться?.. Эту дверь можно выбить вместе с замком одной рукой…

— Иди сюда, жмотина… — проговорил Тавурин и раскрыл объятия.

Когда Боккум подошла к нему, он без лишних слов повалил ее на кровать и все так же молча овладел ею…

Не сразу, но Теодора поняла: Вика — незаконнорожденная дочь Президента. «Так вот чей труп я на самом деле закопала в своем саду!.. Но почему до сих пор ее не ищут?»

Обыскав деревянный домик, Боккум не нашла каких-либо материалов, которые открыли бы для нее подробности Викиной жизни. В памяти мобильного телефона кроме Макса Тавурина не числилось никаких известных личностей.

«Необходимо как можно скорее прекратить выдавать себя за покойницу!» Но Теодора знала, что продолжит рискованную игру. Только так она могла поддерживать отношения с Тавуриным. Она была от него без ума.

При этом пыталась убедить себя, что отношения с модельером ничего для нее не значат.

«Я смогу выкрутиться. В какой-то момент поругаюсь с ним. А может, он сам исчезнет. Черт! Как нехорошо, что он застал меня в доме. Но кто знал, что так может произойти?!»

Во время следующей встречи с Максом писательница обнаружила, что все гораздо хуже, чем она могла предположить.

Ревновавший ее Тавурин умудрился проследить за ней. Теперь он знал, что его Вика целыми днями не выходит из одного особняка, владельцы которого пока ему неизвестны.

Открыв ключом простенький, слегка заедавший замок, Боккум вошла в дверь.

— Почему у тебя так сыро и холодно? Как в могиле. Ты что, не топишь печь?.. Прежде ты делала это регулярно. Ты очень изменилась. Я не понимаю… У тебя какое-то другое лицо… — Макс замолчал. Примерно двадцать секунд он пристально рассматривал Викторию-Теодору, а потом проговорил фразу, заставившую Боккум похолодеть. — Ты словно и не ты. Что ты сделала с Викторией, которую я знал?.. — Некоторое время он вновь молчал. — Есть люди… Очень влиятельные. Я обещал им, что ты замолвишь за них слово перед своим отцом. Но ты ничего не сделала. Теперь они непрерывно прессуют меня. Я не говорю им, кто ты и где ты… Скрываю твое имя. Но еще немного и они просто заставят меня сделать это! Я знаю, где ты проводишь время!.. Я следил за тобой. Дом Теодоры Боккум. Торчишь у нее днями и ночами, а на мои просьбы не обращаешь внимания!.. А может быть, там живет вовсе не писательница, а какой-нибудь ее родственник мужского пола? Хочешь, я попрошу своих друзей, тех, что стремятся выйти на твоего отца, заняться ею?.. Вернее, им… Тем, кто торчит вместе с тобой в этом доме. Да!.. Я именно так и сделаю. Ты меня не обманешь!..