Уильям Ходжсон - Карнакки – охотник за привидениями (сборник) [litres]

Вот практически и вся история, и мне осталось только прокомментировать некоторые необъясненные моменты.

Должно быть, вы поняли, что Парскет любил мисс Хисгинс, и этот факт является объяснением многой чертовщины. Вне сомнения, на нем лежит изрядная доля ответственности за наваждение; на мой взгляд, он виноват в нем почти целиком, однако, понимаете ли, я не могу ничего доказать, и все, что могу сказать вам, основывается лишь на логических выводах.

Во-первых, очевидно, что Парскет намеревался отпугнуть Бомонта, а когда обнаружилось, что он не в состоянии этого сделать, по-моему, пришел в такое отчаяние, что и в самом деле вознамерился убить соперника. Об этом неприятно даже говорить, но факты заставляют меня думать подобным образом.

Не сомневаюсь, что руку Бомонту сломал именно Парскет. Ему были известны все подробности так называемой легенды о коне, и он решил использовать старинную историю в собственных целях. Очевидно, он изобрел способ незаметно проникать в дом и выходить из него – должно быть, через одно из многочисленных, доходящих до пола двустворчатых окон, или же раздобыл ключ к той или иной садовой двери, – и когда его считали отсутствующим, на самом деле находился неподалеку и приходил в удобное для себя время.

Случай с воздушным поцелуем в темном зале я отнес на счет нервного воображения Бомонта и мисс Хисгинс, однако должен сказать, что стук копыт за дверью замка объяснить трудновато. Тем не менее, я все еще придерживаюсь прежнего мнения об этом и считаю, что в нем не было на самом деле ничего сверхъестественного.

Стук копыт в бильярдной и в коридоре производил с нижнего этажа сам Парскет, ударяя в деревянную обшивку потолка привязанным к одному из оконных крючков деревянным бруском. Внимательное обследование позволило мне обнаружить вмятины в поверхности дерева.

Звуки лошадиной поступи вокруг дома также, наверное, устраивал Парскет, который мог привязать коня где-нибудь невдалеке, в посадках, если только он не производил их собственноручно, хотя в таком случае я не могу понять, как он мог передвигаться достаточно быстро, чтобы создавать нужную иллюзию. Впрочем, абсолютной уверенности в этом вопросе я не ощущаю. Как вы помните, я так и не сумел отыскать конских следов.

Ржание в парке также следует отнести на счет успехов Парскета в области чревовещания, и на Бомонта там нападал тоже он: когда я предполагал, что он в спальне, он, должно быть, все время находился вне дома и присоединился ко мне лишь после того, как я выбежал из входной двери. Все это вполне возможно. Я хочу сказать здесь то, что Парскет мог послужить причиной уже перечисленных событий, потому что, если бы он заметил нечто серьезное, то, конечно же, отказался бы от своей выходки, понимая, что в ней более нет нужды. Не могу понять, каким образом ему удалось не получить пулю в саду и в том последнем безумном финале, о котором я только что поведал вам. Как вы, наверное, поняли, он был совершенно лишен страха за себя.

Когда мы слышали конский галоп вне дома, притом что Парскет находился среди нас, то, должно быть, обманывали себя. Никто не испытывал в этом большой уверенности, кроме, конечно же, самого Парскета, который естественным образом поощрял нас в этом заблуждении.

Случай, когда мы услышали ржание в погребе, стал, на мой взгляд, первым откровением для Парскета, получившего возможность заподозрить, что здесь кроется нечто неладное и куда более опасное, чем его обман. Ржал он сам, так же как делал это в парке; однако, припоминая, как ужасно он выглядел после этого, я ничуть не сомневаюсь в том, что к производимым им звукам в подвале прибавилась некая адская нотка, перепугавшая самого Парскета. Тем не менее, впоследствии он мог уговорить себя в том, что пал жертвой разыгравшейся фантазии. Конечно, не следует забывать и о том, какое воздействие на него должна была оказать реакция мисс Хисгинс.

Далее, отсутствовавший священник, как выяснилось впоследствии, отправился, так сказать, по ложному вызову, явно подстроенному Парскетом, чтобы получить несколько дополнительных часов на достижение той своей цели, которую вы легко назовете, поскольку злодей уже понял, что Бомонт просто так не отступит. Противно даже думать об этом, однако приходится. В любом случае, очевидно, что он был все это время несколько не в себе. Странная болезнь эта любовь!

У меня нет никаких сомнений в том, что Парскет в каком-то месте перерезал шнурок к звонку дворецкого, чтобы иметь возможность под благовидным предлогом оставить нас. Это дало ему возможность унести из коридора одну из двух ламп. После этого ему осталось разбить вторую и уже в полной темноте предпринять свое покушение на Бомонта.

Парскет также запер дверь спальни и взял с собой ключ, который нашелся в его кармане. Это помешало отцу девушки выскочить к нам на помощь с лампой в руках. Однако капитан Хисгинс сумел взломать дверь тяжелой кочергой, и именно его удары в дверь произвели столь пугающее впечатление в обступившем нас мраке.

В отношении чудовищного копыта, повисшего над мисс Хисгинс в подвале, я не могу быть полностью уверен. Парскет мог подделать снимок, поскольку меня не было в комнате; это легко удалось бы всякому человеку, знающему, как делаются подобные вещи. Однако понимаете ли, изображение не производит впечатления поддельного. Тем не менее, в пользу подделки указывает столько же, сколько и против, и потом, фотоснимок все-таки не настолько четок, чтобы по нему можно было сделать определенные выводы, поэтому я не стану занимать ни ту, ни другую сторону. Но снимок, конечно, жуткий.

Ну а теперь последнее страшное происшествие. Никаких других кошмаров более не наблюдалось, поэтому мои выводы страдают чрезвычайной неопределенностью. Если бы мы собственными ушами не слышали те последние звуки, и если бы Парскет не обнаружил свой жуткий испуг, все дело можно было бы объяснить уже названными мной естественными причинами. Более того, как вы могли заметить, я придерживаюсь того мнения, что других здесь искать не стоит, однако не вижу, каким образом можно истолковать самые последние звуки конского топота и тот страх, который отразился при этом на лице Парскета.

Его смерть?.. Нет, она не доказывает здесь ничего. Обследование бесхитростно объяснило ее сердечным приступом. Причина вполне естественная и не позволяет считать, что злодей действительно умер, став между девушкой и некой невероятной и чудовищной тварью.

Выражение на лице Парскета и брошенный им вызов твари, гремевшей копытами по полу коридора, ясным образом свидетельствуют: в итоге, он все-таки осознал подлинность того, что доселе считал только кошмарным подозрением. И страх его перед подступавшей колоссальной опасностью был острее и искренней моего. А потом он совершил свой прекрасный и благородный поступок!