Уильям Ходжсон - Карнакки – охотник за привидениями (сборник) [litres]

Я услышал, что капитан оказался возле двери спальни, и крикнул, чтобы он скорее вынес лампу, но вместо этого что-то заколотило в дверь, и я услышал, что к голосу капитана присоединились женские крики. Я ощутил испуг оттого, что чудовище могло проникнуть в спальню, но в то же самое мгновение по коридору вдруг прокатилось то злобное и заливчатое ржание, которое мы слышали в парке и подвале. Я вслепую нащупал шнурок колокольчика, вновь дунул в свисток и крикнул, чтобы Бомонт оставался в Пентакле, что бы ни произошло. После я снова крикнул, чтобы капитан вынес лампу, но тут в дверь спальни что-то грохнуло. Схватив спички, я попытался добыть хоть толику света, прежде чем немыслимое и незримое чудовище нападет на нас.

Спичка чиркнула о коробок и неярко вспыхнула, и в это короткое мгновение я услышал за спиной какой-то негромкий звук. Охваченный безумным ужасом я обернулся и увидел в неярком свете еще не погасшей спички чудовищную конскую голову возле Бомонта.

– Смотрите, Бомонт! – отчаянно завопил я. – Оно возле вас!

Спичка немедленно погасла, и возле моего уха тут же прогремел выстрел из обоих стволов двустволки Парскета – Бомонт явно нажал на оба спусковых крючка одновременно. Пламя выстрела на короткий миг осветило огромную голову и окруженное дымом чудовищное копыто, как будто бы неторопливо опускавшееся на Бомонта. Я без промедления трижды разрядил свой револьвер. Раздался глухой удар, и кошмарное тягучее ржание прозвучало уже совсем рядом со мной. Дважды выстрелив на звук, я ощутил удар, бросивший меня на спину и, поднявшись на колени, во весь голос закричал, требуя помощи. За закрытой дверью спальни кричали женщины, изнутри доносился стук в дверь, и я как-то вдруг осознал, что Бомонт возле меня борется с какой-то мерзкой тварью. Мгновение-другое я оставался на месте, не ощущая ничего, кроме тупого страха, а затем вслепую, едва ли не одеревенев от страха, бросился к нему на помощь, выкрикнув его имя. Скажу вам честно – меня едва ли не мутило от ничем не прикрытого страха. Из тьмы донесся негромкий задушенный звук; бросившись на него, я вцепился в громадное, покрытое шерстью ухо – и тут же получил сильнейший удар, от которого мне стало дурно. Слабый и ослепленный, я нанес ответный удар и покрепче вцепился рукой в немыслимую вещь.

Тут вдруг за моей спиной раздался оглушительный треск и вспыхнул яркий свет. В коридоре появились огни, раздались шаги и крики.

Руки мои оторвались от мохнатой шкуры; я глупо закрыл глаза. С громким криком кто-то стоящий надо мной обрушил на меня тяжелый удар, подобно рубящему тушу мяснику… а потом на меня что-то повалилось.

Капитан и дворецкий помогли мне подняться на колени. На полу лежала огромная конская голова, из которой торчали человеческие ноги. К рукам лежавшего были прикреплены внушительного размера копыта. Таким оказалось наше чудовище. Капитан что-то перерезал шпагой, которую держал в руке, нагнулся и поднял маску – ибо это была маска и ничто другое, – и я увидел лицо человека, которое она скрывала под собой. Это был Парскет. На лбу его открылась глубокая рана – капитан задел его шпагой, разрезая маску. Я недоуменно перевел взгляд от него на Бомонта, сидевшего привалившись спиной к стене, а потом вновь посмотрел Парскета.

– Боже мой! – выдавил я наконец и умолк – так стыдно мне было за этого человека, который как раз открыл глаза. А ведь я симпатизировал ему, понимаете?

И тут, когда Парскет уже начал приходить в себя и оглядываться по сторонам, произошла вещь странная и совершенно немыслимая. Из конца коридора до нас вдруг донесся стук копыт. Бросив взгляд в ту сторону, я немедленно обратил взор к Парскету и заметил гримасу жуткого страха на его лице. Приподнявшись с трудом на локте, он посмотрел в конец коридора, а мы, остальные, замерли как скульптурная группа. Помню, я не отводил глаз от конца коридора, а из комнаты мисс Хисгинс за моей спиной все доносились негромкие всхлипывания и шепот.

Тишина затянулась на несколько секунд, а потом копыто в конце коридора ударило снова, и тяжелая поступь начала приближаться к нам. И знаете, даже в тот момент мы прежде всего подумали о том, что это Парскет привел в действие какой-то хитроумный механизм, и пребывали в странном состоянии, соединявшем в себе испуг и сомнение. Кажется, все глядели на злоумышленника, пока капитан вдруг не выпалил:

– Немедленно прекрати эту глупость. Или тебе еще мало?

Страх и волнение по-прежнему одолевали меня: приближалось нечто неотвратимое и ужасное. В этот момент Парскет наконец выдавил:

– Это не я! Боже мой! Это не я! Боже мой! Это не я!

И тут, понимаете ли, до всех нас как-то разом дошло, что по коридору к нам приближается нечто действительно страшное. Все дружно ощутили желание броситься наутек, и даже старый капитан Хисгинс отступил вместе с дворецким и лакеями.

Бомонт лишился сознания: как я обнаружил впоследствии, он получил серьезный удар. Я привалился к стене – по-прежнему стоя на коленях, отупевший и ошеломленный настолько, что не смел даже и мечтать о бегстве, – а громоподобные конские шаги все приближались ко мне, сотрясая своею тяжестью прочный пол. Потом звуки мгновенно умолкли, и я с болезненной очевидностью понял, что тварь остановилась напротив двери в спальню. Парскет, пошатываясь на нетвердых ногах, встал в дверном проеме, раскинув руки и стараясь заполнить его собой. По бледному как снег лицу его струилась кровь из раны во лбу. Я отметил, что он смотрит внутрь коридора каким-то особенным… отчаянным, неотступным, невероятно властным взглядом, хотя смотреть было на самом деле не на что. И вдруг – цок, цок, цок – копыта загремели в обратную сторону. В тот же самый миг Парскет повалился лицом вперед.

Из группки мужчин, теснившихся друг к другу, послышались голоса. Два лакея и дворецкий попросту бежали прочь с фонарями в руках, но капитан только привалился спиной к стене и поднял свой фонарь над головой. Ровная поступь коня миновала его, оставив невредимым, и зазвучала, все дальше и дальше отступая от нас по тихому дому, а потом наступила мертвая тишина. Лишь тогда, посеревший как сама смерть капитан шевельнулся и сделал в нашу сторону несколько шагов – медленных и неровных.

Я перебрался к Парскету и, с помощью капитана, перевернул его тело. Знаете, я сразу понял, что он мертв… можете себе представить, какие это вызвало чувства в моей душе!

Я посмотрел на капитана, который внезапно проговорил:

– Он… он… он… – и я понял, что Хисгинс хочет сказать мне, что Парскет стал между его дочерью и тем, что только что ушло вон из коридора. Поднявшись, я помог капитану устоять на ногах, хотя собственные конечности едва подчинялись мне. Тут лицо его дрогнуло, он опустился на колени возле Парскета и зарыдал, как испуганное дитя. Из спальни выглянули женщины, и я оставил старика на их попечение, а сам повернулся к Бомонту.