Ричард Матесон - Нажмите кнопку [сборник, litres]

Райкер невольно охнул:

– Нет, это не… – Он сдавленно вздохнул и спросил: – Сколько их?

– Шестеро, – ответил я и услышал за дверью всхлип.

– Так нечестно! – выпалил он в негодующем испуге. – Шестеро на одного. Так нечестно!

Я стоял, оторопело уставившись на дверь и представляя себе этого странного юношу – ослабевшего от страха, с бешено бьющимся сердцем, словно дубинкой ударяющим ему в грудь. Юношу, не способного в такую минуту думать ни о чем, кроме морали, совершенно чуждой этим шестерым громилам.

– Что же мне делать? – умоляющим тоном вдруг спросил он.

Я не ответил. Потому что с ужасом различил стук их ботинок по ступенькам лестницы и в старческой беспомощности поспешно отошел от двери. Дрожащей тварью скрылся в темном углу коридора.

Это было похоже на сон: шестеро мрачных мужчин с длинными кольтами в руках появились в коридоре, тяжело ступая и позвякивая колесиками шпор. Нет, не сон, а ночной кошмар. Я прекрасно понимал, зачем эти существа направляются к комнате молодого Райкера, и в груди моей поселился мучительный холод. Я ничего не мог сделать и никогда еще не ощущал себя таким беспомощным. Необъяснимым образом мне почудилось, будто это мой Лью сидит в той комнате, дожидаясь, когда его застрелят. Я дрожал и никак не мог остановиться.

Шаги затихли. Шестеро громил встали возле двери – трое с одной стороны, трое с другой. Шестеро молодых людей с напряженными, исполненными неумолимой решимости лицами, сжимающих пистолеты с такой силой, что кровь отлила от их ладоней.

– Выходи из номера, проклятый янки! – разрывая тишину, громко сказал один из них.

Это был Томас Эшвуд – тот самый мальчик, что когда-то играл на улицах Грантвиля. Потом этот мальчик вырос и превратился в дурное, испорченное существо, стоявшее теперь с пистолетом в руке и думавшее лишь об убийстве и мести.

На мгновение тишина вернулась.

– Я сказал, выходи! – выкрикнул опять Эшвуд.

И отскочил в сторону: вся гостиница, казалось, вздрогнула от оглушительного выстрела, а дверная панель разлетелась в мелкие щепки.

Пуля попала в оклеенную обоями штукатурку. Эшвуд дважды выстрелил в дверной замок, и двойная вспышка осветила его лицо словно молния. Я едва не оглох от грохота, эхом раскатившегося по коридору.

Из комнаты прогремел еще один выстрел. Эшвуд пнул сапогом развороченный замок и исчез из вида. Оглушительные звуки стрельбы как будто пришпилили меня к стене.

Затем в неожиданной тишине прозвучал жалкий голос молодого Райкера:

– Больше ты в меня не попадешь!

Следующий выстрел ошеломил меня, как удар ногой в живот. Я вжался в стену, дыхание перехватило. Остальные громилы рванулись в комнату, и пистолеты загрохотали снова.

Не прошло и минуты, как все было кончено. Я обессиленно прислонился к стене, едва держась на ногах. В горле пересохло. Двое приятелей вывели из комнаты раненого Эшвуда, следом вышли еще трое, возбужденно переговариваясь. Один сказал:

– Здорово мы его.

Через мгновение топот затих. Я остался один в коридоре, безучастно глядя, как клубы порохового дыма медленно выплывают из открытой двери.

Не помню, сколько я так простоял – с болезненными спазмами в животе, дрожью в руках и холодом в груди.

Только когда молодой Таррэнт с бледным лицом появился на лестнице, я нашел в себе силы добрести до комнаты Райкера.

Он лежал в луже крови, его полные боли глаза незряче уставились в потолок. Пистолеты все еще дымились в одеревенелых руках.

На нем снова был полосатый фланелевый костюм, белая рубашка и темные чулки. Эта картина с лежащим на полу юношей в городской одежде, покрытой кровью, с длинными пистолетами в неподвижных белых руках никак не укладывалась в моей голове.

– Боже мой! – потрясенно прошептал молодой Таррэнт. – За что они его убили?

Вместо ответа я лишь покачал головой. Потом послал молодого Таррэнта за гробовщиком, пообещав оплатить расходы. Он был только рад уйти отсюда.

Я сел на кровать, чувствуя страшную усталость. В открытом саквояже молодого Райкера лежали рубашки, галстуки, чулки и другое белье.

Там же я нашел вырезки из газет и дневник.

Это были северные газеты и журналы. Там рассказывалось о Хикоке, Лонгли, Хардине и других знаменитых стрелках из наших краев. Некоторые фразы были подчеркнуты карандашом – например, «Дикий Билл обычно носил под плащом два „дерринджера“» [48] «Дерринджер» – примитивный пистолет карманного размера, предназначенный для стрельбы на близкое расстояние и названный по имени изобретателя, американского оружейника Генри Дерринджера. (Примеч. перев.) или «Многие лишились жизни из-за уловки Хардина, получившей название „пограничный проворот“» [49] Пограничный проворот – популярный на Диком Западе обманный маневр, когда стрелок якобы сдается и протягивает противнику пистолет рукояткой вперед, но в последний момент быстро проворачивает его на пальце, взводит курок и стреляет в упор. (Примеч. перев.) .

Дневник довершил картину. Он рассказывал о помрачившемся рассудке, избравшем своими кумирами тех, кто обладал единственным талантом – убивать. Он рассказывал о городском мальчике, который купил два пистолета и упражнялся в искусстве выхватывать их из кобуры, пока не научился делать это с невероятной быстротой и мгновенно поражать любую цель.

Еще дневник рассказывал о запланированной одиссее, в ходе которой городской мальчик собирался стать самый знаменитым стрелком на Юго-Западе. Там же были перечислены города, которые намеревался завоевать юноша.

Грантвиль стоял в этом списке первым.

– Опоздаешь, – сказала она.

Он утомленно откинулся на спинку стула:

– Знаю.

Они завтракали на кухне. Дэвид почти не ел, в основном пил кофе и рассматривал скатерть. Тонкие складки на ней напоминали перекресток двух дорог.

– Ты хорошо себя чувствуешь? – спросила Джин.

Он вздрогнул и поднял взгляд со скатерти.

– Да, хорошо, – ответил он, так и не встав со стула.

– Дэвид! – окликнула она его.

– Знаю, знаю, я опоздаю.

Он не злился. У него не осталось сил для злости.

– Точно опоздаешь.

Она густо намазала малиновый джем на хлеб и с хрустом откусила.

Дэвид поднялся и прошел через кухню к двери. Остановился там и посмотрел в спину Джин.

– Почему я не могу опоздать? – спросил он.

– Потому что не можешь, и все.

– Но почему?

– Потому что ты им нужен. Потому что тебе хорошо платят и ты не умеешь делать ничего другого. Разве это не ясно?

– Они могут найти кого-то еще.

– Брось, ты и сам прекрасно знаешь, что не могут.

Он сжал кулаки:

– Но почему именно я?