Киран Харгрейв - Остров на краю всего

– Чушь несешь, детей пугаешь, – обрывает мальчишку повар и, сняв с огня сковородку, делит яичницу.

Сэн смеется, но смех звучит недобро. Не думаю, что он искренне верит в то, что говорит, но и того, во что он верит, вполне достаточно, чтобы облить нас грязью. Другие приютские тоже смеются, хотя и как-то принужденно, и приступают к завтраку. Все, кроме бледной девочки. Она берет свою миску, идет к нашей сбившейся в кучку группе и ставит миску перед Кидлатом.

– Бери. – Девочка протягивает ему ложку, и он принимает ее как подарок.

Девочка возвращается к костру, берет еще одну миску и протягивает ее Дату:

– Бери.

Она ходит туда и сюда, пока каждый из нас не получает свою порцию. Приютские наблюдают за ней молча и не едят. Мы тоже не спускаем с нее глаз. Почему она каждый раз берет только по одной миске, спрашиваю себя я, а потом, присмотревшись, вижу, что правая рука у нее висит безжизненно от запястья.

Девочка ставит передо мной последнюю миску, а потом возвращается со своей, поднимает ложку и говорит:

– Последняя. Придется поделиться.

– Подхватишь, Мари! – кричит одна из приютских девочек.

– Или они заразятся от тебя, – добавляет Сэн.

– У нее этого нет, – отзывается Мари и поворачивается ко мне. Глаза у нее темно-золотистые, цвета меда. – Ведь так?

Я киваю.

– А ты не заразишься этим. – Она поднимает безвольную руку и улыбается. – Так что давай есть.

В это, первое, утро с нами ест одна только Мари. Только она разговаривает с нами доброжелательно, хотя и другие приютские воздерживаются от грубостей после возвращения сестры Терезы.

– Подружились? – спрашивает она, и самый шумный среди них, Сэн, громко отвечает: «Да». Я замечаю, что каждый раз, когда монахиня смотрит на нас, на его лице вспыхивает любезная улыбка. Но стоит ей отвернуться, как он моментально отступает на шаг-другой.

Мистер Замора разговаривает только с приютскими, а ко мне, похоже, проникся особой неприязнью. Когда Сэн, отвечая на вопрос о родителях, говорит, что его отец утонул на рыбалке, мистер Замора смотрит на меня и говорит, что мертвый родитель лучше грязного.

Подождав, пока мистер Замора уходит в дом, я поворачиваюсь к Сэну:

– Мне жаль, что с твоим ама случилось такое.

Мои чувства как будто отражаются на его лице; ему словно заехали кулаком в нос. Он смотрит на меня остекленевшими глазами, поворачивается и быстро уходит.

Чтобы узнать друг друга получше, у нас есть час. Выглядит это так: мы стоим на одной стороне игровой площадки, они – на другой. Мари кружит поблизости, но мне разговаривать не хочется. Я не привыкла к тому, что кто-то пытается со мной познакомиться; дети в школе меня не замечали и здесь, похоже, настроены продолжать в том же духе. Мари же снова и снова расспрашивает меня о доме, а я знаю, что если только заговорю на эту тему, то наверняка заплачу.

Извинившись перед ней, захожу в нашу спальню и сижу, держа в руках нанину сковородку. Мари вроде бы добрая девочка, но слишком смелая и дружелюбная, а ведь мы едва только познакомились. От всего этого мне еще больше не по себе. На глаза наворачиваются слезы, и я вытираю глаза и кусаю губы, чтобы не дать им пролиться.

Вечно в углу не просидишь и со сковородкой не поговоришь. Нана сказала бы, что надо постараться подружиться с кем-нибудь, приложить к этому усилия.

Проходя мимо комнаты сестры Терезы, дверь в которую находится у классной доски, слышу голоса. Дверь слегка приоткрыта, и я замедляю шаг, хотя делать так не следует.

– Когда будет готово мое жилье? – отрывисто спрашивает мистер Замора.

– Скоро. Вас не устраивает кровать в спальне мальчиков? – отвечает монахиня.

– Думаю, вы недооцениваете мои потребности. Я пишу книгу…

– Для этого занятия место требуется только в голове.

– Книгу о бабочках. Данный процесс занимает не только мои мысли – мне необходимо место для размещения дополнительных образцов.

– Образцов?

– Живых образцов, привезенных мною с собой, а также для хризалид. Им требуется покой, а мальчики постоянно сбрасывают их с подоконников, когда открывают ставни.

– Так ведь им нужен свежий воздух!

– Мне напомнить, кто здесь распоряжается? Не советую разговаривать со мной таким тоном. К тому же я не понимаю, почему должен жить в одном здании с детьми с Кулиона. Меня необходимо переселить к нормальным.

– Дети с Кулиона здесь лишь потому, что их привезли вы сами, – холодно указывает сестра Тереза.

– Выполняя распоряжение правительства!

– Так зачем вы остались? Потому что так распорядилось правительство? Или потому что вы хотите им помочь?

– Правительство поручило мне взять на себя заботу о детях, и я возьму на себя ответственность за это дело! – Мистер Замора шумно вздыхает, стараясь успокоиться. – Власть здесь – я, и вам пора обращаться со мной соответствующим образом.

– Предполагалось, что вы прибудете сюда не раньше следующего месяца, – сдержанно отвечает монахиня. – Рабочие, которым было поручено строительство вашего жилья, заняты в других местах.

– Неужели директор департамента здравоохранения полагает, что я проведу в таких условиях целый месяц?

– Я напишу в город и попрошу, чтобы работы начались как можно скорее. – В вежливом тоне сестры Терезы слышатся нетерпеливые нотки. Скрипит половица. Я быстро отхожу от двери. – А пока можете пользоваться этой комнатой.

К двери приближаются быстрые шаги, но я уже на улице. Мари одна и на том же, что и раньше, месте. Помедлив секунду-другую, подхожу к ней.

– У тебя все хорошо? – спрашивает она.

«Постарайся» , – говорю я себе.

– Да. Слышала, как они спорили, мистер Замора и сестра Тереза.

Глаза у Мари вспыхивают.

– Расскажи.

Пересказываю разговор как можно подробнее.

– Так он коллекционирует бабочек? – уточняет Мари, когда я умолкаю.

– Да. Они в ящиках, которые стоят в комнате мальчиков. А других, куколок, он держит на подоконниках.

– И что он с ними делает?

– Прикалывает к стенам. А еще, по-моему, собирается писать о них книгу.

– Зачем?

– Моя нана говорит, что, убивая, он чувствует себя могущественным.

– Так он их убивает? – Глаза у Мари едва не вылезают на лоб. – Не ждет, пока умрут? – Я качаю головой, и она втягивает щеки. – Надеюсь, он не знает, как меня зовут.

– Почему?

– Потому что меня зовут Марипоса. Есть такая бабочка. Моя нана была испанкой. – Она морщит нос, разводит руки и свешивает язык, как будто ее убили и прикололи к стене. – Как я тебе?

Я невольно прыскаю от смеха, и в этот момент из здания выходит раскрасневшаяся сестра Тереза.

– Дети, пора на урок. Заходите.

Сегодня у нас математика. В голове складываются, вычитаются и умножаются числа, а я думаю о нане. Приятно, когда можно заниматься тем, что напоминает о ней. Сестра Тереза говорит, что у меня хорошо получается, и спрашивает, не помогу ли я одной из девочек, Сьюз. Она пересаживает ее ко мне, и Сьюз сидит, прямая как доска, не глядя на меня, а я показываю, что надо делать.