Киран Харгрейв - Остров на краю всего

– Ну что? – спрашиваю я. Вид у Мари изможденный, она спотыкается. – Что случилось?

Устала? Отчего? Она провела в мастерской не больше двух часов.

– Немного голова кружится. – Вокруг нас собираются другие дети, и Мари еще ниже опускает голову. – Пойдем к скале?

Я обнимаю ее и вполголоса объясняю другим, что она не очень хорошо себя чувствует, что ее тошнит. Любопытные отступают. Только Кидлат тянется за нами, но я качаю головой, и он отстает и сует в рот большой палец.

Идем медленно, а когда добираемся до обрыва, Мари без сил валится на землю и делает три глубоких вдоха.

– Уф, вот так лучше.

– Так что произошло? Отчего головокружение?

Мари поворачивается на бок.

– В той комнате нет окон, и там у него все химикалии. У меня в голове все как будто плещется.

Я вспоминаю, как у меня закружилась голова от запаха хлороформа.

– Ужас.

– Да, вонь страшная. А что касается банки, то собрать ее невозможно. Тут ты была права.

– Не надо было мне это говорить. Извини. – Я начинаю извиняться, но она усмехается.

– Ничего. Просто меня раздражает, когда люди считают, что я не могу что-то сделать из-за руки.

Накатившая волна облегчения смывает и уносит давивший мне на грудь камень тревоги.

– Хоть что-то ты сделала?

– Ничего, – фыркает Мари. – Он сказал, что мне надо попробовать завтра, но я знаю, что никогда с ней не справлюсь. И никто не справится. Рано или поздно ему надоест ждать, и он просто купит новую морилку. Без нее ему не обойтись. – Она ежится от собственных слов.

Хочу спросить, что Мари думает по поводу его угрозы отправить ее в работный дом, но поднимать эту тему сейчас, когда она только-только пришла в себя, не хочется. Мы сидим и слушаем мерный шум моря, пока звон колокольчика сестры Терезы не призывает нас вернуться.

После ланча Мари снова отводят в мастерскую. В последний момент я успеваю сунуть ей в карман апельсин. Кидлат делает то же самое. Спасибо, шепчет она одними губами и исчезает на все утро. Мысли разбегаются, я не могу сосредоточиться на уроке математики и даже неправильно отвечаю на вопрос сестры Терезы, хотя задание совсем простое и справиться с ним мог бы даже Кидлат.

Вечером мы с ним снова занимаем тот же наблюдательный пункт, и едва мистер Замора открывает дверь, я спешу к Мари. Глаза у нее сияют, и руку она держит как-то странно, на животе, словно ей больно.

– Что у тебя с…

Мари хватает меня за локоть.

– Быстрее.

Маленькие, липкие от апельсинового сока пальчики цепляются за другую мою руку, но я стряхиваю их.

– Нет, Кидлат. Оставайся здесь.

Он смотрит нам вслед, пока мы не исчезаем из виду. Мари тащит меня за собой, а я стараюсь отделаться от чувства вины. Проведя полдня в мастерской и надышавшись химикалий, она не совсем уверенно держится на ногах, но все равно почти бежит к скале. У самого обрыва Мари поворачивается ко мне, и ее золотистые глаза вспыхивают.

– Ами, я нашла письма.

Сердце срывается и колотится, как у птахи.

– Ты о чем? Какие письма?

Вместо ответа она достает из кармана конверт. На нем мое имя.

– Что? – Голова идет кругом, как будто это я надышалась химикалиями. – Как ты их достала?

– Украла, конечно! Ну же, – нетерпеливо говорит она. – Возьми его.

Конверт пахнет хлороформом и апельсинами от кожуры в кармане Мари. В конверте – письмо от наны. А что, если там плохие новости? Я никак не могу решиться и развернуть листок и в конце концов прячу его в карман.

– И даже не прочитаешь?

– Где ты его нашла?

– Помнишь те ящики, которые он привез из города? Я сунула нос в некоторые и в одном обнаружила целую стопку вот такой высоты. – Мари показывает на колено. – Смотри.

Она убирает руку от живота, и из-под туники вываливаются десятки писем. Из другого кармана Мари достает еще несколько штук. Я успеваю заметить, что одно адресовано Дату, а другое одной из Игмес. Смотрю на все это растерянно. Что? Зачем? Какой во всем этом смысл?

– Не понимаешь? – Она трясет передо мной пачкой писем. – Он перехватывает почту, которая идет с Кулиона. Нужно рассказать обо всем сестре Терезе. – Ее слова пробиваются сквозь пульсацию в ушах. – Нельзя, чтобы такое сошло ему с рук.

– Прошу прощения.

Мари замирает. От звука этого голоса осколок льда впивается мне в грудь. Мы оборачиваемся. Мистер Замора стоит у кромки темного леса, и его худое лицо в свете факела кажется лабиринтом теней.

– А я никак не мог понять, куда вы постоянно сбегаете. Хорошо, что решил проследить, а то ведь и не узнал бы, что ты обыкновенная мерзкая воришка. – Он надвигается на Мари, которая все еще держит в руке пачку писем.

– Это вы вор, – смело отвечает она. – Вы воруете письма, которые приходят детям с Кулиона.

– Я здесь главный, – шипит он. – И я устанавливаю правила общения. Эти письма – заразные.

– Неправда! – кричит Мари. – Все не так!

– Я – ученый! – выпучив глаза, кричит мистер Замора. – Я собирался отправить все эти письма на проверку в Манилу – доказать, что они грязные, опасные… – Он с трудом переводит дыхание. – Но ты сломала печать. Ты все испортила.

Мистер Замора вскидывает руку, и кровь бросается мне в голову. Я встаю между ними, и сердце колотится как бешеное. Мистер Замора шарахается от меня, словно от ядовитой змеи.

– Держись от меня подальше. – Он размахивает факелом. Все еще считает, что я – Тронутая, как нана. И это значит, что он боится меня. Мой собственный страх выгорает, превращаясь в нечто острое. Я подступаю к нему еще на шаг. Он пятится и кричит через мою голову Мари: – Немедленно отнеси все письма в мою мастерскую.

– А не хотите забрать их прямо сейчас? – Мари бросает в него несколько писем, и они порхают, словно чайки. Одно опускается к ногам мистера Заморы, и он отбрасывает его пинком. Не хочет дотрагиваться до них голыми руками.

Но то, что он делает, гораздо хуже. Переводит взгляд с меня на письмо и обратно. А потом тонкая улыбка растягивает его сухие щеки.

Мистер Замора подносит к письму факел, и огонь тут же перекидывается на него яркой вспышкой на траве. Кому было письмо? Игме? Кидлату? Или мне?

– Вы не посмеете это сделать, – возмущенно говорит Мари, но мистер Замора уже не слушает и не слышит нас. Он оглядывается, видит разбросанные письма и тычет в них факелом. Мы с Мари пытаемся спасти хоть что-то, кричим ему, чтобы остановился, но он не обращает на нас внимания, и белые листки вспыхивают, как маяки или падающие звезды.

Мистер Замора идет к самой большой кучке и поджигает ее, несмотря на попытки Мари рассовать что-то по карманам. Она вскрикивает и отскакивает в сторону, и мы вместе пытаемся оттолкнуть его, выбить из рук факел. Он смеется как сумасшедший, увертывается и отступает, пятится к краю обрыва, размахивая перед собой факелом. Жар обжигает мою щеку, краешек пламени касается кожи, оставляя волдырь и острую, пронзительную боль.