Клайв Баркер - Тьма

У него задрожали губы и зубы стучали друг о друга, и он не смог сдержать слов, какими бы идиотскими они ни казались.

– Виноват. Я только…

– Виноват. Я только… – подхватили его слова сразу несколько голосов, но он не видел ртов, которые их произносят, – только шевеление нижней части занавески.

И оттуда вылезли два маленьких силуэта, а потом сразу еще два, ничем не прикрытые. Их пухлые белые тела еще больше походили на червей, с рудиментарными лицами – лишь ноздри и жадно расширившиеся рты. Они двинулись на него, точно так же извиваясь и хватая острые куски стекла. Линфорд увидел, что скрипачка прижала ладони к ушам, подумал, что она чувствует к нему что-то вроде сострадания, но затем осознал – она просто не желает воспроизводить те звуки, которые он сейчас издаст. Его единственным шансом оставалось окно – если лежащее под ним создание действительно настолько беспомощно, как выглядит, если он сможет переступить через него или наступить на него, чтобы крикнуть в окно, чтобы снаружи кто-нибудь услышал…

Но закричал он, уже оказавшись на полу, когда маленькие ловко повалили его и вцепились в ноги. И он понял, что его уже не волнуют слова, которые он выкрикивает, особенно когда они начали хором вторить ему.

Терри Доулинг – один из самых титулованных, разносторонних и уважаемых авторов научной фантастики, темной фэнтези и хоррора. Помимо того что он написал получившую мировое признание сагу «Том Риносерос» и «Источник горечи», а также сборник связанных между собой научно-фантастических рассказов, Доулинг стал автором нескольких превосходных сборников в жанре «хоррор», среди которых «Тайное знание Ночи», «Дни Блэкуотер» и ретроспективный сборник «Основа Черного: сказки неподдельного страха» (последний в 2007 году был награжден премией «За лучший сборник» Международной Гильдией Ужаса).

Рассказы Доулинга публиковались в «Лучшей научной фантастике за последние годы», «Лучшей фантастике последних лет», «Лучших новинках хоррора», неоднократно – в «Лучших фэнтези и хорроре за год», а также в сборниках «Ниже, под мечтами», «Кудесники», «Мрак», «Ад» и «Снова мечты».

Я впервые познакомилась с работами Доулинга, читая его научно-фантастические рассказы, некоторые из которых весьма впечатляют. Но затем влюбилась в его волнующие рассказы в жанре «хоррор», мистические и психологические. На самом деле за двадцать один год его писательской деятельности в «Лучших фэнтези и хорроре за год» было опубликовано его рассказов больше, чем любого другого автора.

Сейчас Белла найдет в себе силы подняться наверх. Сейчас она сможет извиниться перед дядей и тетей, зайти по знакомым старым ступеням в туалет в нише ванной комнаты наверху и встретиться лицом к лицу с Мистером Стежком.

Она не сможет уйти, не повидавшись с ним. Не в этот раз. Сегодня – день рождения тети Инги, достаточный повод, да, но на этот раз причиной ее появления здесь был Мистер Стежок. Белла всегда старалась увидеться с ним, раз-два в год, просто чтобы убедиться, что он еще здесь, крепко закрытый за стеклом, запертый в рамке. На этот раз встреча должна быть иной.

– Твой парень не смог приехать, Белл? – спросила тетя Инга мягко, на случай если вопрос слишком деликатен.

– Роджер? Нет. Ему надо работать, как я и сказала.

Белла помнила, что она сказала, дословно. Это была ее третья или четвертая фраза по приезде.

– Передавал большой привет. «Праздравленья с днем ражденья». Вроде, цитата. Он так сказал.

Что еще он мог сказать.

– Ему приходится работать каждую вторую субботу.

«Вранье, и хорошая мина при плохой игре – как всегда, когда дело касается Роджера». Может, было бы лучше, если бы он был здесь. С ней был бы кто-то, кто поможет ей пройти через это. Через это. Белла не припоминала, чтобы ей когда-нибудь было так страшно. Но в этот раз ей придется быть одной. В этот раз она хочет большего.

– Это фото твоей мамы, мое самое любимое, – сказала тетя Инга, снова глядя в старый альбом, который она принималась листать всякий раз, как приходила Белла. Наверное, всякий раз, когда хоть кто-то приходил.

Белла проигнорировала упоминание о матери, сосредоточившись на том, что делает дядя Сэл. Он сердечно улыбнулся им обеим и налил кофе. Белла и не помнила, чтобы он когда-то вел себя иначе. Будто в какой-то момент жизни он открыл слово «дядюшкин» и решил в точности ему соответствовать до конца своих дней. Учитывая, что наверху Мистер Стежок, это придавало Сэлу особенно зловещий, заговорщический вид тщательно отвлекающего внимания. «Дядюшка-привратник», – подумала Белла и вспомнила старую ведьму в сказке про Бензеля и Гретель. «Ведьма» и «Стежок» [25] Witch и stitch – соответственно (прим. пер.). рифмуются в английском. Ее снова охватила паника; Белла вцепилась обеими руками в чашку с кофе, сердце колотилось, пальцы сгибались и разгибались внутри туфель, хотелось бежать. «Если бы только Роджер смог прийти сюда, смог бы хоть попытаться понять, что это означает. Был рядом… Это бы все изменило».

Но она одна. Некоторые вещи надо делать одной. И сегодня все должно быть иначе. Сегодня она должна все изменить.

– Тетя Инга, у вас до сих пор на стене эта вышивка висит, в туалете? С двумя голландскими детьми на улице…

Радостный голос. Легкий голос. Улыбаясь. Ничего особенного. Будто она не приходила сюда каждый год, не заставляла себя подняться наверх и смотреть в каждый из этих ужасающих визитов.

– Что, милая? – спросила тетя Инга. – Голландские дети?

Названная по имени, розовощекая, шестидесяти семи лет, она двигалась сквозь годы, когда фотографы засняли ее. Улыбка на улыбку, она такая – тетя Инга, ведьма (Стежок!) из сказки про Гензеля и Гретель. Она никогда не была другой. Но сегодня забылась. Упомянула ее мать. «Как будет «дядюшкин» применительно к женщине?» – задумалась Белла. Вот оно, во всей красе – плюш, игрушки «Хаш Паппиз» вместо клетчатой ткани и пряников, почти как настоящие.

– Вышивка? – добавила тетя, как будто в состоянии произнести только пару слов за раз в своей размеренности. – Та старая штука! Конечно. Целую вечность висит.

Подходящий момент.

– Из всех ваших вышивок крестиком – моя любимая.

Прямо, в наглую. В большую ложь лучше верят. Сможет ли она это провернуть?

– Правда, Белл? Я сделала ее, когда мне был тридцать один год. Незадолго до того, как ты родилась. Пейзажи. Городские сцены. Наверное, да, голландские дети. Я так много их сделала. Дарила всем подряд.

Она поглядела на вышивки в рамках на стенах уютной гостиной.

– Тогда я их много вышила.

Белла послушно заставила себя сделать вид, что восхищается работами. «Да, вы оба, ты и дядя Сэл, такие елейные, такие добрососедские, такие “дядюшкины”». Вышивки из множества крохотных квадратиков, будто аккуратная мозаика. Четыре стежка на канве образуют хороший квадратик. Четыре, из которых состоит каждый черный квадрат Мистера Стежка. Но да, аккуратные и опрятные, как Инга и Сэл. Елейные, как чурбан. Смертельно «дядюшкины».