Клайв Баркер - Тьма

Они могут принять прохладную ванну, кинуть в нее ледяных кубиков. Может, бабуля снизойдет и сделает лимонада Может, в холодильнике бутылка шампанского завалялась. Подарок от риелтора в честь покупки дома. Ухмыляясь, он развернулся и пошел обратно. Златоглазки вились вокруг его головы, окружая ее радужным ореолом. Он не обернулся и не увидел в рамке одного из окон небольшую фигурку – светловолосую девушку в джинсах и футболке, решительно идущую к его дому. Не заметил и тень, затмившую другую, рамку, будто кто-то опустил плотную черную занавесь, закрывая луну.

Темнело. Появились первые звезды, не сверкая – скорее тускло светя сквозь дымку. Меж неподвижных ветвей над головой Хэйли появились крохотные капельки серебра. Пройдя между деревьев, Хэйли остановилась, опершись рукой о гладкий ствол молодой березы. Внезапно и совершенно странным образом ей абсолютно расхотелось идти, дальше. Перед ней, на вершине темно-зеленого холмя, возвышалось «Царство Божие», сверкая, будто какая-то призрачная игрушка. Лучи фонарей, размещенных в оконных нишах, – белые, желтые и оранжевые – заливали светом патио. Выше раскинулась сеть из серебра и золота – окна на верхних этажах, где Лай Вагал, наверное, снова зажег свои новогодние гирлянды. Распашные двери, ведущие из дома в патио, были открыты настежь. Белые занавески висели перекрученными веревками. У Хэйли на затылке пошли мурашки по коже, будто в довершение к ее страхам. Не хватало только людей в золотистом свете, людей и музыки…

По холму вдруг прокатился крик, такой громкий и неожиданный в эти закатные часы; она резко вздрогнула и повернулась на звук. Крик тут же стал тише, превращаясь в музыку, – кто-то слишком громко включил стереосистему, а теперь убавил громкость. Хлопнув ладонью по стволу березы от стыда за свой испуг, Хэйли пошла вперед по газону.

Она двигалась медленно, вверх по склону, и узнала музыку. Конечно, снова эта песня, которую совсем недавно напевала Аврора. Она не могла разобрать слов, слышала лишь завывание синтезатора и мужской голос, на удивление низкий. Газонная трава под ногами хрустела, источая кислый и пыльный запах. Почему-то вдали от деревьев казалось прохладнее. Футболка стала влажной и прилипла к коже, джинсы натирали лодыжки. Раз она остановилась и обернулась, пытаясь увидеть домик Линетт за маскировочной сетью зелени, но не разглядела. Только деревья, неподвижные и зловещие, под небом, на котором тускло светили звезды. Она пошла дальше. Хэйли уже была достаточно близко к дому, чтобы снова уловить странный запах, наполнявший «Царство Божие», – мандаринов и свежевскопанной земли. Музыка звучала отчетливо и приятно, предательски мягкая мелодия, не вязавшаяся со зловещим смыслом текста. Она уже различала слова, хотя голос звучал тише, изображая детский шепот:

В паре ярдов от Хэйли начиналось патио. Она поспешно пересекла оставшуюся полоску газона, и тут какой-то тревожный звук заставил ее остановиться – то ли крик Линетт, то ли вопль Авроры, которой хотелось побольше льда. Хейли очень медленно подняла голову и осмотрела дом снизу доверху. Там кто-то был. В одном из окон наверху, смотрит вниз, на газон, на нее. Совершенно не шевелясь, будто картонный манекен, прислоненный к окну. Казалось, он следит за ней уже целую вечность. С глухим испугом она подумала, как же не заметила его до сих пор. Это не Лай Вагал, точно. И точно не Линетт, и не бабуля. Такой высокий, что ему, казалось, пришлось бы наклониться, чтобы посмотреть на нее, с огромным мертвенножелтого цвета лицом, наверное, вдвое больше лица нормального человека. На нее неотрывно глядели два больших светлых глаза. Рот был слегка приоткрыт. Лицо будто повисло в черном тумане. Руки скрещены на груди, узловатые, как у старика – огромные кисти, будто пучки пастернака, блестящие и опухшие. Даже снизу она видела слабое свечение под ногтями и треугольный кончик языка, как у гадюки, то и дело высовывающийся меж его губ.

На мгновение Хэйли присела на корточки и подумала, не лучше ли убежать обратно к домику. Но решила, что повернуться спиной к этому будет уже слишком. И побежала через патио. Сверху она снова увидела это. Оно не шевелилось, его глаза не двигались, следя за ней, только рот приоткрылся чуть шире, будто оно шумно дышало.

Хэйли едва не упала на патио, мощенное плитками из песчаника. На стеклянных столах были остатки утреннего завтрака, застывшие в желе в ярко-синих тарелках. Когда она пробежала внутрь дома, поднялось целое облако насекомых и полетело за ней.

– Линетт!

Она прижала ладонь ко рту. Конечно же, оно видело, где она вошла. Но дом просто огромный, наверняка она сможет найти Линетт, и им удастся убежать или спрятаться…

В доме эхом отдавалась громкая навязчивая музыка. Вряд ли кто-то ее услышит. Переждав несколько ударов сердца, она пошла дальше.

Миновала несколько комнат, которые они осматривали считаные дни назад. Подставки для благовоний остыли, в них ничего не горело. Пираньи лихорадочно метались в аквариуме, неоновые скульптуры шипели, будто в них что-то тлело. В одной из комнат в рамках висели дюжины номеров журнала «Интервью», откуда на нее глядели лица с пустыми глазами. Теперь она их узнавала, даже, наверное, смогла бы назвать имена, будь тут Аврора, чтобы подсказать.

Фэйри Паган, Диантус Куин, Марки френч…

Ее ноги шуршали по толстому ковру, как шепот, она будто слышала их дыхание позади. «Мертв, мертва, мертв…»

Хэйли оказалась на кухне. На стене громко тикали часы в виде кота. Стоял запах пережженного кофе. Не задумываясь, прошла по кухне и выключила автоматическую кофеварку – стеклянная колба уже почернела и высохла. На столе лежала начатая буханка хлеба, стояла полупустая бутылка вина. Хэйли сглотнула, чтобы избавиться от дурного привкуса во рту. Схватила бутылку и отпила хороший глоток. Теплое и кислое. Кашляя, отыскала лестницу наверх.

Лай вернулся в спальню, пританцовывая и напевая. Кружилась голова, как бывало, когда он долго не принимал лекарства. У двери он остановился и ткнул несколько кнопок на стереосистеме, скривившись, когда музыка оглушительно завыла, и быстро убавил громкость. Теперь уж она не могла не проснуться. Откинув волосы назад, он сделал еще пару танцующих шагов, его охватил чистый восторг.

Он крутанулся так, что отвороты широких брюк веером разошлись от лодыжек.

– Давай, дорогая, восстань и сияй, пора кинкажу кушать мед с молоком… – пропел он. И замер.