Джон Коннолли - Ночные легенды (сборник)

Вместо ответа Берк снова склонился над трупом, на этот раз глядя ему на руки.

– Вы можете дать мне лезвие потоньше? – спросил он.

Эллинсон вынул из своего саквояжа скальпель и подал его полисмену. Берк аккуратно просунул его мертвецу под ноготь правого указательного пальца и ковырнул.

– Дайте мне что-нибудь, куда поместить пробу.

Эллинсон подал склянку для хранения препаратов, и Берк соскреб осадок из-под ногтя туда. То же самое он поочередно проделал с каждым из ногтей правой руки, пока в склянке не оказалось несколько мелких кусочков материи.

– Что это? – спросил констебль Уотерс.

– Ткань, – ответил Эллинсон. – Кожа, не мех. Крови очень мало. В сущности, ее и нет.

– Он защищался, – заметил Берк. – Кто бы там на него ни нападал, на нем остались отметины.

– В таком случае он давно уже скрылся, – рассудил Уотерс. – Человек, исполосованный шрамами, не стал бы ошиваться поблизости, напрашиваясь на разоблачение.

– Пожалуй, нет, – не стал возражать Берк, – но все равно это уже зацепка. Вы можете отвести нас туда, где было обнаружено тело?

– Сейчас? – спросил Уотерс.

– Да нет, лучше утром. В таком тумане мы рискуем затоптать любую улику, если только она не запропастилась уже сейчас. Доктор, когда вы, по-вашему, сможете окончить осмотр?

Эллинсон снял пиджак и стал закатывать рукава.

– С вашего позволения, приступлю прямо сейчас. К утру рассчитываю знать больше.

Берк посмотрел на сержанта.

– Что ж, ладно, – сказал он. – Пока расходимся, а завтра предлагаю собраться в девять. Благодарю вас, джентльмены.

На этом они расстались.

Деревня Андербери насчитывала от силы пятьсот душ, из которых половина проживала на мелких фермах в стороне от самой деревни с ее церковью, гостиницей и горсткой лавок, все расположенные у перекрестка дорог, в сердце Андербери. Заезжий гость может подметить, что центральный пятачок, на котором сходились две дороги, значительно крупнее, чем можно ожидать. В поперечнике он составляет примерно шестьдесят футов, а центр его поднимается, образуя круглый травянистый бугор вроде клумбы, только без цветов. Чтобы как-то смягчить его унылость, на нем установили статую герцога Веллингтона, но ее дешевый камень начал со временем крошиться, отчего каменный облик герцога постепенно обрел сходство с больным проказой или какой другой неприличной в обществе болезнью.

Для того чтобы понять причину возникновения того круга не перекрестке, требуется знание местной истории, чем похвастаться может разве что пара-тройка заезжих визитеров. Когда-то Андербери была гораздо более густонаселенным местом, чем в наши дни, да к тому же слыла крупным пересечением торговых путей в этой части графства. О тех былых днях до сих пор напоминает сельский рынок, что собирается по субботам среди поля на восточной стороне деревни, хотя в прошлом (да и в настоящем тоже, только не в Андерберри) такие рынки традиционно собирались в самом центре деревень. Здесь эта практика пресеклась во второй половине восемнадцатого века, когда Андербери стала центром самого крупного процесса над ведьмами, когда-либо предпринятого на Британских островах и до, и после.

Как и зачем в Андербери явились ведьмоискатели, остается неясным, хотя возможным толчком к тому могла послужить вспышка заболеваний среди деревенских детей. На протяжении всего одной недели там умерло пятеро младенцев – все как один первенцы мужского пола, – и подозрение пало на тройку женщин, недавно обосновавшихся в Андербери. Кто они и откуда взялись, толком неизвестно; сами они называли себя вольными сестрами, а до этого обитали в Чипсайде. Старшая из них, Эллен Друри, была повитухой, взявшись в деревне за эти обязанности после того, как здесь внезапно утонула ее предшественница, некая Грэйс Полли. Эта самая Эллен Друри и помогла появиться на свет тем младенцам мужского пола, что впоследствии умерли, и на нее немедленно было указано, что она при появлении на свет наложила на них проклятие. Требования арестовать этих женщин и провести дознание раздавались все громче, однако за свое недолгое пребывание в Андербери сестры успели снискать себе популярность у местных селянок своей умелой работой со снадобьями и травами. Эту троицу можно назвать еще и «протофеминистками»: жертв привычного в ту эпоху насилия со стороны мужей и родственников по мужской линии они учили противостоять такому обращению, так что целый ряд мужчин претерпел в своем доме осаду от оравы воинственно галдящих женщин, неизменно возглавляемых Эллен Друри и как минимум одной из ее сестер. Был и еще один случай: один из фермеров по имени Броуди, особо лютый к своей жене, а заодно и к дочерям, возвращаясь как-то вечером с поля, был так жестоко избит, что думали, он уже не жилец. Впоследствии Броуди отказался поименно назвать нападавших, хотя витавшая по деревне молва гласила, что сестры Друри в ту ночь в деревне отсутствовали, а на их посохах потом были якобы заметны следы крови – спрашивается, чьей же, как не Броуди? По жертве нападения, признаться, слез никто не лил (у него отнялась правая рука и повредилась речь), но такое положение дел продолжаться, безусловно, не могло. Смерть младенцев дала жителям деревни искомый повод, и вот из Лондона по королевскому указу отправились двое искателей ведьм, чтобы провести тщательное дознание.

О методах тех дознавателей говорить особо не приходится – они изложены в целом ряде источников. Ограничимся тем, что сестры Друри подверглись допросу с пристрастием, а с ними и еще десяток женщин из деревни, из которых две были замужем, три уже дряхлые старухи, а одной не было еще и двадцати. На их телах были найдены «отметины» – сочетания родинок и бородавок, специфические складки кожи в интимных местах, – которые были истолкованы как признаки их дьявольской натуры. Молодая девица под угрозой пытки созналась в практике ведовства, а также что видела, как Эллен Друри готовит зелье, изъявшее жизнь из новорожденных младенцев. Она же сказала дознавателям, что три женщины вовсе и не сестры, хотя их подлинные имена ей неизвестны. Наконец она живописала гульбища, что происходили на дому у тех женщин; в них якобы принуждали участвовать и ее саму, говорили изменнические богопротивные речи про святую Церковь и даже про самого короля. С таким вот признанием женщины предстали перед окружным судом, и им был вынесен приговор.

18 ноября 1628 года сестры Друри были повешены на деревенской площади в Андербери, а их останки закопаны в неозначенном месте к северу от кладбища, непосредственно за оградой. Та же участь была уготована и их сообвиняемым, но вмешательством королевского врача, сэра Уильяма Гарви, заинтересовавшимся природой «дьявольских отметин», якобы выявленных на телах осужденных, те женщины были переправлены в Лондон, где повторно предстали перед Тайным Советом, среди членов которого насчет их участия возникли разногласия. Затеялся вялый диспут. Пока он длился, пятеро из обвиненных умерли в заточении, а те, кто выжил, лет через десять были тихо выпущены и остаток своих дней провели в нищете и бесчестье.