Александр Варго - Донор [сборник]

— Даша, готовьте операционную, — велел лже-Евгений.

«Даша? Так вот почему ее голос показался знакомым! Дарья Фолина, моя ассистентка!»

— Где же ваша девочка?

— Ее уже везут сюда, — последовал ответ. — Она будет с минуты на минуту.

«Девочку?! — задыхаясь, хотел заорать Золотарев. — Какую, мать вашу, девочку?!»

— Она у вас чудесная, Евгений Валерьевич, — заискивающе сказала женщина.

«Да! ДА! ЕВГЕНИЙ ВАЛЕРЬЕВИЧ — ЭТО Я!!! СУКИ, ЧТО ВЫ ДЕЛАЕТЕ!!! ТЫ ДАВНО СДОХЛА, ДАША ФОЛИНА! ТЕБЕ ПЕРЕРЕЗАЛА ВЕНЫ СВИХНУВШАЯСЯ ТВАРЬ С ДЛИННЫМИ ВОЛОСАМИ И В ГРЯЗНОЙ КОСУХЕ! ТЕБЯ НЕТ!!! ВЫНЬТЕ ИЗ МЕНЯ ЭТУ СРАНУЮ ТРУБКУ, И Я ДОКАЖУ ВАМ!!!»

Дарья вновь склонилась над Евгением, и тот, несмотря на колотивший его ужас, все же успел заметить, как она сочувственно поджала губы. Всего лишь на секундочку, но это было.

«Послушай, не надо ничего делать! Это я Евгений Валерьевич Золотарев!!!»

Слова, будто бильярдные шары, тяжело и раскатисто катились изнутри наружу, но на выходе с грохотом стукались о непреодолимое препятствие, которое было крепче титана, в результате рассыпаясь в прах. Как он ни старался, из его глотки вместо слов доносился лишь натужный хрип.

— Забыла вам сказать, Евгений Валерьевич, — произнесла Дарья, слегка наморщив лоб. — Сегодня утром в регистратуру обращалась девушка, она искала своего молодого человека. Говорит, мол, пропал без вести.

— Все может быть, — пожал плечами «Евгений». — Этот мир очень непредсказуем и даже опасен.

Дарья повернулась к нему, вынимая из кармана коричневую книжицу:

— Вот. Только я вам ничего не передавала.

Врач открыл паспорт, с интересом перелистывая страницы.

— Она искала не нашего донора, — сказал он, не отрывая головы, и Евгений, цепенея, понял, что под донором подразумевается он.

— Та девушка сказала, что пропавшего парня зовут Вячеслав, — тихо промолвила Дарья.

«Евгений» поморщился.

— Я понял, о ком ты говоришь, видел ее. Устроила скандал в регистратуре, вопила, как резаная. Такая высокая сутулая дылда, брюнетка?

«Шанита».

От напряжения и бессилия из глаз Евгения потекли слезы. Скатываясь с бледного лица солеными дорожками, они впитывались в казенную плоскую, как блин, подушку.

— Да. И этого тоже зовут Вячеслав, — произнесла врачиха, указывая на Золотарева. — Я его паспорт сразу проверила, как появилась возможность. Так что вам повезло — никто ничего не заметил.

«Евгений» опустил документ в карман халата.

— Нет. Пусть он будет как неопознанный, — решил он. — Так будет лучше для его истеричной подружки. Лучше она будет всю жизнь надеяться и верить, что ее дружок Слава жив, чем будет знать, что он умер, — закончил он проникновенным голосом.

— Да, но ведь…

— Даша, скоро операция, — безапелляционно прервал ее «Евгений». — Мы обо всем договорились. Уже все решено.

— Да. Вы обещали, что у меня не будет проблем, — напомнила она нерешительно. От дрогнувшего голоса санитарки сквозило затаенным страхом.

«Конечно, сука. Ты еще не знаешь, что та самая дылда с черными волосами, которую вы обманули, через несколько лет придет к тебе домой и вскроет тебе вены…»

Пик. Пик. Пик.

— Не будет никаких проблем, — заверил ее «Золотарев». — После операции тебя ждет хорошая премия. Иди.

Послышался звук закрываемой двери.

— Добрый доктор Айболит, — принялся мурлыкать «Евгений». — Он под деревом… сидит…

«Нет, ты не сделаешь этого!!!»

Парализованный Евгений седел буквально на глазах. По искаженно-осунувшемуся лицу ручьями лился пот, а тело током пронизывала обжигающая судорога.

«НЕ НАДО!!!»

Из глотки вновь вырвался клокочущий хрип, и «Евгений» удивленно посмотрел на обездвиженного мужчину.

— Ты все слышал, полагаю?

Подошел, наклонился, пытливо вглядываясь в каждую черточку, родинку, складочку, волосок донора.

— Я знаю, что ты меня слышишь, парень, — прошептал лжеврач. — И видишь. Но ты не можешь двигаться. У тебя компрессионный перелом позвоночника, ты парализован. Если даже выживешь, то станешь глубоким инвалидом, бесполезным куском мяса, который будет способен только жрать и испражняться. Кому ты на х…й нужен? Никому. Даже твоя шалава, что сегодня устроила истерику в регистратуре, долго не выдержит. Но ты нужен мне. Именно сейчас, парень. Точнее, твоя почка.

«Я нужен сам себе!!! Своей семье!!! Вылези из моего тела, грязная тварь!!! ТЫ НЕ ИМЕЕШЬ ПРАВА!!! Это я Золотарев, а не ты!..»

Однако все эти слова так и остались бултыхаться в раскаленной глотке Евгения, как обломки тающего айсберга.

Пик. Пик. Пик.

«Евгений» наклонился еще ниже, и их лица разделяли всего пара сантиметров. Золотарев ощущал запах этого жуткого фантома в хирургическом халате — запах лекарств и дорогого одеколона. А еще он чувствовал собственный запах.

Смрад ядовитых миазмов. Миазмов приближающейся смерти.

— Спасибо тебе, парень. Как там тебя, Слава? Ты мне очень помог, Слава.

«НЕТ!!!!!!!»

— Сегодня ночью ты спасешь жизнь моей дочери, — сообщил призрак, подмигивая Золотареву.

Он замер, тупо глядя перед собой и слушая тревожный стук собственного сердца — похоже, оно вдруг поняло, что вскоре его принудительно остановят, и оно больше никогда не будет, как насос, качать кровь по разветвленным магистралям организма.

Под ухом продолжало надсадно пикать.

(Ты проклят.)

Золотарев зажмурился. Крепко-крепко, но слезы продолжали сочиться из-под сомкнутых век.

— Пока, парень. Встретимся лет через сто в забегаловке под названием «Ад», — услышал он над собой.

Нудное пиканье неожиданно прервалось, и свист в глотке затих.

Дышать стало невыносимо трудно, и Евгений открыл глаза.

Перед ним была тьма. Всепоглощающая, кладбищенская тьма, остро пахнущая озоном.

Будет дождь?!

Он поморгал, словно втайне надеясь, что вокруг снова станет светло.

Не стало.

Тьма не исчезала.

«Я умираю?»

Моргать становилось все труднее. Но еще сложнее было дышать, в легкие вместо кислорода будто бы закачивали ядовитый газ.

В последний раз, с трудом разлепив потяжелевшие веки, он застыл.

Меньше чем через час началась операция.

Октябрь 2017 г.

Эта гостиница была последним местом, где Алексей хотел бы остановиться. Еще пять лет назад так и было. Но за последнее время его чувства эстета слегка подпортились унылым бытом психиатрической больницы. Теперь его устраивала комната, пропахшая средством от насекомых, кровать, застеленная серым застиранным бельем, и остывшая глазунья с липнущим к зубам желтком на ужин. Теперь на свободе его устраивало все. Все, кроме того, что, по решению суда, он не должен приближаться к жене и детям. Пусть они теперь не принадлежали даже самим себе, он все равно хотел их вернуть.