Александр Варго - Донор [сборник]

Неваляшка стояла на коробке с документами и смотрела на Наташу большими пластмассовыми глазищами. Наташа была уверена, что оставила ее на тумбочке у кровати. Хотя из-за шепота могла и прихватить с собой. Игрушка сына ее иногда пугала, но Наташа почему-то думала, что это сын ей на что-то указывает. Возможно, на измену…

Наташа взяла неваляшку; та приветливо отозвалась бубенцами. Переставила ее на коробку с посудой и открыла коробку с документами. Сверху лежало фото, где они вчетвером. Костя, Наташа, Илюша и Олеся. Илюше на фото годик. Их фотографировал отец Кости. Она помнила это фото, как практически все, на которых изображен их сын. Вплоть до часа, в котором был сделан снимок. С этим снимком что-то было не так. Илья будто становился старше после каждого опускания век. Наташа попыталась не моргать, но уже вскоре глаза заболели, и она все-таки опустила веки на доли секунды. Когда она вновь посмотрела на фото, то не узнала там никого. Это был черно-белый снимок незнакомых ей людей. На том месте, где еще минуту назад сидел Костя, был мужик с залысинами, рядом женщина со странной прической (кажется, то, что у нее было на голове, называлось шиньоном), вместо Олеси сидел мальчишка с не по-детски суровым взглядом. Илюша все еще был на снимке, но через секунду там сидела девочка. А в руках она держала неваляшку. Кукла не одного поколения советских детей. По всему было видно, что фото давно минувших лет. Наташа готова была списать все эти превращения на игру света или собственного воображения. Но что здесь делало это фото? Что оно делало в коробке с ее документами?

Неваляшка качнулась, оповестив бубенчиками. Наташа скорее рефлекторно среагировала на звук. Кукла стояла все там же, на коробке с посудой. Когда Наташа посмотрела на снимок вновь, там были она, Костя, Олеся и Илюша. Илюша держал неваляшку, хотя на реальном снимке, который она помнила, сыну был год и никакой неваляшки у него еще не было.

Олеся прошла мимо полицейского «уазика». Услышала, как из машины кто-то вышел, но обернулась, только когда ее окликнули.

— Девушка, вы здесь живете?

Олеся осмотрела мужчину с ног до головы, прикидывая, достаточно ли его обмундирования для правдивых ответов.

— Нет, — все-таки ответила Олеся.

Полицейский кивнул и прошел мимо к калитке.

— Здесь живет моя сестра, — добавила она.

Мужчина обернулся.

— Я участковый, — сказал он. — Хожу, знакомлюсь.

Олеся не сразу поняла, что он имеет в виду под словом «знакомлюсь».

— По работе, — добавил мужчина.

Олеся улыбнулась.

— Ну тогда будем знакомы.

Полицейский был немногословен, он даже ни разу не улыбнулся. Просто кивнул и, пропустив Олесю в калитку, проследовал за ней. На крыльце Олеся замешкалась, но участковый постучал в дверь сам. Наташа открыла сразу же. Радость на лице тут же сменилась замешательством, но Олеся, обняв сестру, указала на полицейского.

— Это к тебе. Знакомиться.

— Я ваш участковый.

— Очень приятно, — ответила Наташа, но впускать инспектора не спешила.

— Сергей Молохов, — представился участковый. — Мы можем пройти в дом?

Наташа обернулась на Олесю, та пожала плечами.

— Проходите, — сказала Наташа и отошла в сторону, пропуская мужчину в дом.

Они сели на кухне. Наташа налила всем чаю и поставила вазу с печеньем почему-то перед полицейским.

— Я хотел спросить, не беспокоит ли вас кто? — начал Молохов, прихлебывая из кружки.

Наташа подумала рассказать о женщине и ее сыне, забравшихся в их дом, но передумала. Она не хотела злить Костю. Может, это действительно ерунда и они сами разберутся в этом, без привлечения властей. К тому же доверия им нет — не слишком они старались найти виновного в гибели Ильи и свекрови. Наташа остановила поток мыслей, поняв, что накручивает себя и может взорваться в любой момент.

— Нет, — поспешно ответила она. — Да тут и некому. Я, кроме гостя соседа напротив, никого не видела.

— Ну да, здесь немноголюдно, — улыбнулся и отпил из кружки. Потянулся за печеньем и замер, так и не прикоснувшись к нему. — Соседа напротив?

— Да, — кивнула Наташа. — Я не помню, как его зовут. Я его даже не видела, а вот с его гостем иногда разговариваем…

— Странно. А когда вы видели в последний раз его гостя?

Наташа пожала плечами.

— Сегодня я его видела в окно, — она указала за спину полицейского, — он уходил куда-то. А вчера мы с ним разговаривали.

— Странно, — повторил Молохов, встал и подошел к окну. Отодвинул штору и выглянул на улицу. — Странно.

— Что ж тут странного? — спросила Олеся. — Вы с ним еще не познакомились?

— Нет, с ним-то я как раз познакомился пару дней назад… А вот с гостем, наверное, придется познакомиться.

Молохов вернулся к столу, присел, глотнул чая и посмотрел на Наташу.

— Два дня назад ваш сосед напротив застрелил свою собаку, а потом застрелился сам.

Костя верил в чудеса. И в детстве, и сейчас. Но одно дело — верить и ждать чуда, но другое — когда ты его наблюдаешь воочию. Хотя… Что есть чудо? Манна небесная? Воскрешение мертвых? Даже, наверное, выигрыш в лотерею, потому как выиграть у государства сродни манне небесной. Но может ли считаться выздоровление больного чудом? В нашем мире-перевертыше — наверное, но в нормальном мире, где врачи лечат, учителя учат, сапожники починяют обувь, — это не чудо, а просто выполнение своих обязанностей профильного работника. К отцу приходили врачи, только чтобы узнать, не умер ли он. Все время с ним находилась только Фарида. Не ее ли рук это чудо? Нет, он верил в чудеса, но исцеление человека — это только дело рук самого человека (ну или другого). Все! Он решил закрыть эту тему для себя, чтобы никого не обвинить в халатности. Что-то недосмотрели, что-то диагностировали не так, вот и вылилось все в «чудо». А могло и в трагедию.

Костя посмотрел в зеркало заднего вида. Отец с интересом наблюдал за пейзажами, проносящимися за окном. Костя не решался с ним заговорить. Вот что было странно по-настоящему. Он разучился говорить с собственным отцом за какой-то год. Он не знал, с чего начать разговор, не знал, как его продолжить, в случае если отец ответит. Боялся, что отец ответит. Он так долго ждал этого момента, а теперь боялся каждого слова, произнесенного этим мужчиной. После долгой разлуки они стали чужими?

— Пап? — решился Костя.

Старик вздрогнул, но не повернулся.

— Ты как себя чувствуешь?

«Как видишь, мудак! — сам себе ответил Костя. — Я сижу сам и хожу сам, а самое главное — теперь ни один из вас не притронется к моему члену, когда я захочу отлить!»

Старик улыбнулся, будто прочитал мысли сына.

— Я сижу сам, — сказал он, посмотрев в зеркало. — И хожу сам…