Брэм Стокер - Граф Дракула, вампир (сборник)

После завтрака мы вернулись в гостиную, и он сказал:

— А теперь расскажите мне все о нем.

Вначале я боялась, что этот ученый примет меня за дурочку, а Джонатана за сумасшедшего — ведь его дневник такой странный,— и я не решалась начать. Но он был очень любезен, обещал мне помочь, я поверила ему и начала свое повествование:

— Мой рассказ будет очень странным, но вы не должны смеяться ни надо мною, ни над моим .мужем. Со вчерашнего дня меня охватило какое-то сомнение, но вы должны быть серьезны и не считать меня дурочкой из-за того, что я смогла поверить некоторым странным вещам.

— О моя дорогая,— ответил он,— если б вы только знали, из-за каких странных явлений я здесь, то сами рассмеялись, бы. Я научился уважать чужие убеждения,.каковы бы они ни были. У меня широкие взгляды, и изменить это может лишь нечто из ряда вон выходящее.

— Благодарю вас, бесконечно благодарю вас! Вы облегчили мою душу. Если позволите, я дам вам прочесть одну тетрадь. Она очень длинная, но я переписала ее на пишущей машинке. Это копия заграничного дневника Джонатана; там описано все то, что с ним произошло. Я не решусь вам ничего о ней сказать, пока вы сами не прочтете ее. Затем, когда я снова вас увижу, быть может, вы будете так любезны и скажете мне, что вы думаете по этому поводу.

— Обещаю,—сказал он, когда я протягивала тетрадь.— Я зайду, если позволите, к вам завтра утром, пораньше, навестить вас и вашего мужа.

— Джонатан будет дома в половине одиннадцатого, приходите к завтраку И тогда увидите его; вы можете успеть на скорый в 3.34 и будете в Паддингтоне раньше восьми.

Он взял с собой бумаги и ушел, а я сижу здесь и думаю — думаю, сама не знаю о чем.

25 сентября, 6 часов.

Дорогая мадам Мина!

Я прочел удивительный дневник вашего мужа.

Можете спать спокойно! Как это ни страшно и ни ужасно, но все это правда! Ручаюсь своей головой! Может быть, другим от этого хуже, но для вас и Для него во всем этом нет ничего страшного. Ваш муж — очень смелый человек, и смею вас уверить, (а я хорошо знаю людей), тот, кто может спуститься по стене, как он это проделал, да еще найти в себе мужество вторично проделать то же самое, у того потрясение не может быть продолжительным. Мозг и сердце его здоровы, за это я ручаюсь, даже его не обследуя, а потому будьте спокойны. Мне придется о многом его расспросить. Я очень рад, что сегодня повидался с вами, ибо я сразу узнал так много нового, что положительно озадачен, озадачен более, чем когда-либо.

Преданный вам

Абрахам Ван Хехсинг.

25 сентября, 6.30 вечера.

Милый доктор Ван Хелсинг!

Бесконечно благодарна вам за ваше любезное письмо, так облегчившее мне душу. Но неужели это правда и такие ужасные вещи происходят на самом деле? Какой ужас, если этот господин, это чудовище, действительно в Лондоне! Мне страшно даже подумать! Я только что получила телеграмму от Джонатана, он выезжает сегодня вечером в 6.25 из Лонсестона и будет здесь в 10.18, так что сегодня вечером я уже не буду волноваться. Поэтому прошу вас пожаловать на завтрак к восьми часам, если это не слишком рано для вас; при желании вы можете уехать в 10.30 и тогда будете в Паддингтоне в 2.35.

Ваш преданный и благодарный друг

Мина Харкер.

26 сентября.

Я надеялся, что мне больше нечего будет вносить в этот дневник, но ошибся.

Когда я вчера вернулся домой, у Мины был уже приготовлен ужин; после ужина она рассказала мне о визите Ван Хелсинга, о том, что она дала ему оба дневника, и о том, как она за меня беспокоилась.

Она показала мне письмо доктора, в котором он говорил, что все это правда. Это меня сразу поставило на нош. Я сомневался в реальности всего этого, что меня и убивало. Но теперь, когда я знаю наверняка, я ничего не боюсь, даже самого графа. Он, как видно, все же решился приехать в Лондон, и тот, кого я видел, был, несомненно, он. Он помолодел. Ван Хелсинг — тот человек, кому суждено сорвать с него маску и разыскать его,— если только он таков, как говорит Мина. Мы сидели допоздна и беседовали об этом. Мина одевается, а я сейчас отправлюсь в гостиницу за Ван Хелсингом...

Мне кажется, что он удивился, увидев меня.

Когда я вошел в его комнату и представился, он взял меня за плечо, повернул к свету и сказал, предварительно разглядев меня хорошенько:

— Но ведь мадам Мина говорила, что вы больны, что у вас было потрясение.

Мне было странно слышать, как этот добрый, серьезный старик называет мою жену мадам Миной. Я улыбнулся и ответил:

— Я был болен, у меня было потрясение, но вы меня вылечили.

— Каким образом?

— Я прочел ваше вчерашнее письмо к Мине. Я мучился в сомнениях, все казалось, мне неестественным, я не знал, чему верить, и не верил даже собственным чувствам. Не зная, чему верить, я не знал, что делать, и все продолжал трудиться над тем, что меня губило. Гибель казалась неминуемой, так как я перестал себе доверять. Вы понятия не имеете, что значит сомневаться во всем, даже в самом себе. Сужу по вашим бровям.

— О,— сказал он, улыбнувшись,—да вы физиономист. Каждый час здесь для меня наука. Я с удовольствием пришел к вам. Простите меня, старика, но должен сказать, что вы на редкость счастливый человек, так как у вас необыкновенная жена

Я мог бы слушать, как он превозносит Мину, целый день, поэтому я просто кивал и молчал.

— Она — одна из женщин, которых отличил Бог, отмеченная Его собственным перстом, дабы показывать нам, мужчинам, и другим женщинам, что существует идеал, к которому мы можем стремиться, и что его сияние доступно и здесь, на земле. Столь правдива, столь добра, столь честна, столь мало склонна к эгоизму — и это в ее юном возрасте, как правило скептичном и самовлюбленном. А вы, сэр... Я читал все ее письма к бедной Люси, и в некоторых из них говорится о вас гак, что, хотя я вас знаю всего лишь несколько дней, да и то по рассказам других, все же предлагаю вам свою дружбу.

Мы пожали друг другу руки.

— А теперь,— продолжал он,— позвольте попросить вас прийти мне еще немного на помощь. Мне предстоит трудная задача, но я не знаю, с чего начать. Вы можете мне помочь. Не расскажете ли, что было до вашего отъезда в Трансильванию?

Впоследствии мне понадобится еще кое о чем спросить, но пока довольно и этого.

— Послушайте, сэр,— сказал я,— то, о чем вы говорите, касается графа?

— Да,— ответил он.

—Тогда я весь к вашим услугам. Так как вы уезжаете поездом в 10.30, у вас не будет времени прочесть сейчас все, но я вам дам имеющиеся у меня бумаги, можете взять их с собой и прочесть в поезде.

После завтрака я проводил его на вокзал. Прощаясь, он сказал: