Pferd im Mantel - Очищение молитвой [Неоконченное]

— Значит так, родные. Теперь послушайте меня. И спорить не время, Софроний: просто делйте так, как я говорю. В отличии от вас, я в монастыре не родился… На лыжи, батюшко, не смотрите. Всё, они своё дело выполнили. Тут их оставим, дальше — пешком. До ворот — рукой подать, а с лыжами, появись мертвяки, одна беда у нас будет. Не развернуться, ни повернуться. И палки лыжные, хотя и острые, нам ни к чему. Голову мертвяку ими не проткнуть и не срубить. Лишний груз. Поэтому, Софроний, иди-ка сюда!

Софроний подошёл и брат Глеб вручил ему, достав из кучи хлама в углу, ржавую, но заточенную штыковую лопату с обломанным черенком. На его конце была сделана из провода петля. ЭЭто изделие и вручил Софронию Глеб, поясняя:

— Гляди! Руку в петлю продел и держишь крепко. Это для того, чтобы в разгар боя с мертвяками ты её не выронил. Ну-ка, взмахни!

Лопата свистнула в воздухе. Софроний с уважением посмотрел на своё новое оружие:

— Удобно.

— Хорошо. Смотри: бей либо замахом обеими руками, отвесно по голове. Либо — наоборот, одной рукой, но по шее. Запомни — это наиболее эффективные удары. Кроме, того, думаю, что тычок в колено — тоже действенен должен быть. Целей-то две — лучше голову снести, или разрубить. На худой случай — обездвижить. Понял, нет?

— Понял. — кивнул брат Софроний.

— Теперь про одежду. Смотрите на меня! — развёл руками, показывая, как он собрался, Глеб. — Рясы снимайте — и в котомки. В них вы только запутаетесь. Батюшко — тебя это в первую очередь касается. Мы с Софронием, в общем-то, крепкие мужики. А вот Вы — в возрасте, и свобода движений для Вас — первое дело. Так что — снимайте.

Но отец Зосима наотрез отказался.

— Я, Глебушка, без рясы не могу. Снимаю её — и словно голый. Понимаешь? Вжился я в неё, она как вторая кожа уже. Зато святые отцы вот чему меня научили, идя в былые времена на работы! — и споро и умело старик продёрнул подол рясы между ног и накрепко завязал узлом на боку. — Так пойдёт?

— А не мешает? — недоверчиво оглядывая превращение основного элемента монашеского гардероба, спросил Глеб.

— Проверено! — подмигнул ему старый священник.

— Ну ладно. — согласился Глеб и протянул батюшке посох, усовершенствованный им ночью. На навершие, имитируя крест, была примотана перекладина, на которой умелой рукой брата Глебы были вырезаны инициалы: ИН — с одной стороны, и ЦИ — с другой. Иисус Назореянин, Царь Иудейский.

Отец Зосима бережно взял свой новый посох.

— Зная то, что оружия в руки не берёте и силу молитвы Вашей… я, вот, своею волей… — смущённо сказал Глеб.

— Спасибо, Глебушка. — улыбнулся старик и потряс рукой с посохом. — Теперь уж точно конец всем адовым выползням!

— Ну, раз собрались — чего теперь ждать… — вздохнул брат Глеб. — Софроний, лестницу со мной хватай, да пошли.

И, уготованные к худшему, они вышли под мартовский дождь…

То, что в этих местах они не одни, стало понятно сразу, лишь только вышли из гостеприимного гаража. Там и тут — везде — следы, море следов, и по их рисунку понятно — ходили не люди. Мёртвые. А значит, они где-то тут, рядом, затаились. Липкие, мокрые сугробы чуть ли не по пояс, через такие не убежишь, где встретишь супостатов — там и бой принимать. Перебираться через эти лавины было непросто, кроме того пыхтящий сзади отец Зосима с его коротенькими стариковскими ногами, сильно задерживал движение.

— Вот что. — остановился, когда понял, что таким темпом они далеко не уйдут, брат Глеб. — Софроний, клади-ка лестницу на плечи, а Вы, батюшко, на неё забирайтесь. Иначе далеко не уйдём так, только силы израсходуем.

— Да что ты, сынок! — отмахнулся, с трудом копошившийся в сугробе, старик. — Где это видано, чтобы монах на людях ездил?!

— Да не спорьте Вы тут, отец Зосима! — раздражённо прикрикнул на него Глеб. — Полезайте, кому говорю! Но если что — в сугроб прыгайте сразу!

Старик забрался и уселся на лестнице, недовольно причитая о том, что не след ему, монаху, так-то передвигаться, и что сил в достатке, но Глеб его не слушал. Подняв лестницу, оба молодых монаха пошли. И не больно отяготились — старик, хоть и укутанный в зимний полушубок, весил от силы килограмм пятьдесят. Что этот вес молодым, крепким инокам? Идти стало хоть и не легче, а всё ж быстрее. Доковыляли до стены, пошли параллельно. Скоро и ворота, и вроде нет поганых пока. Что, дождь их смыл, что ли?! Монахи, пыхтя и обсуждая эти обстоятельства, продолжали свой путь по сугробам.

Не доходя ворот, Глеб остановился, откашлялся.

— Всё. Здесь перелезать будем. — кивнул он на стену. — Ворота — вон, близко. Но лучше через стену — лестница всё равно ниже. Но, учитывая толщину снега…. Сойдёт. Значит, так. Сейчас ты, Софроний, на неё заберёшься, и батюшке руку подашь. Затащишь его туда. Гляди — там колючая проволока. Попробуй её лопатой разрубить. Если не получится — тоже не беда. Главное — руками за неё не хватайся. Потом мне поможешь, я лестницу затащу. Мало ли где внутри она нам может пригодиться… А там, все спрыгнем. В сугроб!

Приставили лестницу, огляделись. Пока нежелательного присутствия никакого, но нужно быть внимательными. Софроний полез на стену. Лестница не доходила до гребня стены где-то на метр, да под весом монаха осела ещё ощутимее, поэтому Софронию пришлось подтягиваться, чтобы перекинуть ногу на гребень. В итоге, ему это удалось, да сверху посыпалась нецензурная брань — инок поранился о колючую проволоку. Проволока распорола ему штанину, немилосердно расцарапав правую ногу. Да до кучи, на гребне стены образовалась наледь, и Софроний чудом не поскользнулся на ней, отчего и поранился. Пришлось сколачивать её лопатой, а уж затем пытаться рубить проволоку. В конце концов, пыхтение Софрония принесло плоды, проволока была разрублена, гребень — очищен, и брат Глеб подсадил старого священника на лестницу.

— Брат, что там, внутри? — спросил Глеб ожидающего старца Софрония, тот покрутил головой, всматриваясь в территорию за забором.

— Вроде — никого. — стараясь не кричать, ответил тот.

— Что такое?! — удивился Глеб. — Вчера же смотрел, были там они…. Не к добру! Внимательнее!

Софроний вытащил на стену отца Зосиму, тот залез, крепко держась за руку своего келейника, и первым делом перекрестился:

— Слава Тебе, Господи!

А Софроний уже подавал руку Глебу, быстро вскарабкавшемуся сразу за старцем… Глеб, забравшись, перегнулся вниз, и вместе с Софронием, они втащили за собой и лестницу. Отдышались, перекрестились — как — никак, большая часть пути позади, и пока без происшествий. Велика сила молитвы старца!

В глубине территории, огороженной забором, плотно росли сосны. Наверное, хорошо тут было, пока не Началось. Идиллия! Сквозь строй высоких сосновых стволов в глубине просматривалось приземистое здание, а за ним — ещё одно. До него — метров триста, по таким же сугробам. Странно лишь то, что ночью, всматривавшийся сквозь щель ворот Глеб, видел мертвецов — много мертвецов — а теперь их нет. Где они? Не верится в то, что от дождя попрятались! Да и встреча с неприятной сущностью с хоботом на морде не давала иноку покоя… Ох, не к добру эта пустота и тишина! Не к добру!