Pferd im Mantel - Очищение молитвой [Неоконченное]

Но рассуждать можно до заговенья, а за них никто и ничего не сделает.

— Ладно, пошли. — подышал на руки Глеб, и снова натянул рукавицы. Перекрестившись, он скинул лестницу вниз, а затем и сам сиганул за ней. Отряхнувшись, махнул спутникам рукой:

— Давайте, по-одному! Снег глубокий, мягко будет!

Сперва старец, а за ним и его келейник спрыгнули вниз. Покрестившись и облагодарив Господа краткой молитвой, пошли дальше, к зданию. Пробираясь сквозь сугробы, дивились тому, что не так уж и страшно всё оказалось. Ну и кто решил, что исполнение речённого в книге должно происходить исключительно через непереносимые лишения и, как водится в фантастической литературе — будь она проклята, бесовской инструмент порабощения неукрепившихся человеческих душ — финальным поединком Добра со Злом? В книге о том речи не было, а они и так лиха в пути хлебнули. Может, по ним Господь-то над ними и смилостивился — даровал лёгкий исход начатого. Ну вот, ещё метров сто преодолеть, а там уж….

Но сладкие надежды их не исполнились. Вздымая над собой сугробы, разбрасывая их, вставали из-под снега мертвецы. Один за другим, вся нетронутая снежная целина вокруг троих одиноких живых пришла в движение разом, словно кто-то, дождавшись наиболее подходящего момента, отдал загробным тварям приказ. Выбираясь из снежного плена, мрецы, кто на своих ногах, а кто и на карачках, устремлялись к застывшим, прислонившимся друг к другу монахам, оторопевшим, умолкнувшим в понимании ужаса и близкого, теперь уже неотвратимого, конца.

Поняв, в какую западню они попали, все трое вжались друг в друга. Глеб передёрнул затвор, но затем, оценив количество мрецов, взялся за свою косу, ожидая первых тварей. Выставил перед собой лопату, держа её в дрожащих руках, брат Софроний.

— Ну вот и всё… — унимая страх, пробормотал молодой монах. — Как же мы, батюшко?!

— Веру в Господа крепкую имей, Софроний! Не он ли един может попрать врата адовы, лишь дунет ни них! Ну-ка, ослобоните, братья!!! — раздвинул руками закрывшие его тела спутников старец, и громко, отчётливо, потрясая посохом, принялся читать молитву. Оба монаха, судорожно отслеживая приближение мертвецов, сильно удивились его выбору — отец Зосима читал Водосвятный чин!!! А старец нараспев затянул всю полную ектению! Господи помилуй!!! Ведь не успеть, никак не успеть! Но, невзирая, на опасность, уже приняв первых подобравшихся тварей на совё оружие, монахи подкрепили отца Зосиму своими голосами.

Мёртвая стена из гниющих тел смыкалась вокруг монахов. Но, подобравшись к ним вплотную, замерла, словно наткнувшись на непроницаемую невидимую стену. Изредка особо ретивый мряк дёргался вперёд, и тут же получал хлёсткий удар косой или лопатой, падал в снег, заливая его белизну своим серо-зелёным гноем. Брат Глеб, понадеявшись на где-то слышанную им помощь от спасительного круга, очертил оный вокруг, но тварей он не сдерживал. Чувствовалось, что ещё немного — и чудесная защита падёт, и тогда мертвецы, единым порывом устремившись на них, покроют их враз своею гнусной, вонючей, гноящейся массой, вопьются своими изломанными гнилыми зубами в плоть. Но мертвецы прибывали, пополняя эту и без того внушительную бесовскую рать, а к молящемуся старцу, нараспев читающему молебен, приблизиться не смели.

Отец Зосима обладал феноменальной памятью. Ведь это не шутка: помнить в его возрасте все богослужебные последования. Но он читал не ошибаясь, отпел 142 псалом, гласы, принялся за пятидесятый. Какая же сила в этом тщедушном старичке?! Как можно? Когда наступала очередь Трисвятого, то все трое, в один голос восклицали: «Святый Боже, Святый крепкий, Святый Бессмертный, помилуй нас!», и казалось, тёмная стена нежити отступала, корёжась.

Но это лишь казалось. Но молитва, общая молитва, даровала им открытую дверь из области страха и ужаса. Даже Сафроний, расклеившийся поначалу, собрался. В глазах горел божий огонь, помогавший воинам христовым преодолевать и посрамлять поганого во все времена, и Сафроний чувствовал себя одним из них, осязал эту неразрывную связь времён и осознавал бытие своё, как части этой великой общности — рати Христовой. Великую силу имеет молитва в самый тёмный час над истинно верующим человеком! Скольких восставила она в воистину безысходных обстояниях! И люди потом говорили — это чудо!

Это было действительно чудо. «Приклонись к мольбам рабов Твоих, Всенепорочная, прекращая беды, на нас восстающие, от всякой скорби нас избавляя: ибо Тебя одну как твердую и надежную опору мы имеем, и в Тебе защиту обрели. Да не постыдимся, Владычица, Тебя призывая! Поспеши исполнить моление Тебе с верою взывающих: «Радуйся, Владычица, всем помощь, радость и покров и спасение душ наших!»» — гремел распевный голос отца Зосимы. Закрыв глаза, махонький, худенький, такой нелепый в своём мешковатом зипуне, с мокрыми седыми волосами под утлой камилавкой, молился он своему Господу, попирая тьму, навлекая на бесовы полчища неотвратимую и ужасную Божью кару. Бог долго ждёт, но больно бьёт: эта мудрость показательно проявила себя, лишь последний возглас «Аминь!» прогремел над мёртвыми снегами.

Словно ждал его, и наконец, всё-таки, дождался, проинизывающий дождь ливанул словно из ведра! И эта вода, по молитве старого архимандрита Зосимы ставшая Святой, сотворила с загробными перерожденцами страшное: их корёжило, бросало оземь, но и там не находили они покоя, поливаемые сверху ливнем, а снизу — тающим снегом. Крючась в судрогах, они падали, исторгая дымящийся пар, их плоть вздувалась и лопалась, словно не дождь проливался с неба, а концентрированная серная кислота. Растекалась по бывшему ещё недавно белым снегу, дымящаяся и пузырящаяся субстанция, то, во что превращались их мёртвые тела.

Всё закончилось в считанные минуты, а дождь продолжал лить. Монахи стояли как истуканы, не вполне понимая произошедшее, не зная верить им в только что увиденное, или нет. Трупы исчезали, разлагались на глазах, оставляя после себя лишь костяки. Словно обгорелые останки, извлечённые из пожара, напоследок крючились они в так называемую «позу боксёра», да так и оставались лежать, усыпав собою снег, сколько хватало глаз. Вот он Божий гнев каков! Вот он, триумф веры нашей, Православной! Сафроний замер с округлёнными глазами, а брат Глеб, пав на колени, неистово крестился, кладя земные поклоны.

— Будет вам! — выводя из ступора своих спутников, проговорил отец Зосима. — На всё воля Божья! Возьмите себя в руки, родные мои — и пошли. Ибо это ещё не конец, а только начало. Чую я, приготовил нам особую встречу Враг тут, но с Божьей помощью — посрамим его, и все козни его переможем. Не просто мертвецы это были, ребятки. Ох, непростые! Это его волей, проклятого, всё деется! Оттого Господь и помощь нам такую ниспослал великую. Пошли! Потерянная минута — ворогу содействие!