Pferd im Mantel - Очищение молитвой [Неоконченное]

Первое время люди пребывали в шоке — шутка ли, зомби. Про них писались книги, снимались фильмы, было весело. Но всё это весело до того, пока не станет реальностью, а когда станет — вот тогда уже будет реально жутко. Жутко от того, что враг неведом, находится за гранью бытового понимания. Тут всё понятно: вот НАТО, это враг, у него полно ядерных боеголовок, да и вообще — опасные товарищи. Пьяный чувак с ножом в тёмном переулке, серийный маньяк, маскирующийся под недалёкого интеллектуала, парни и девки из кавказских республик с поясами шахидов в метро — всё это плохо, страшно, опасно, но — понятно. И ясно, как и что надо делать, чтобы эти пассажиры тебя не достали. А тут — экскурс в область непознаваемого. Да что же, чёрт возьми, случилось такого, что эти вот зомби хреновы шагнули вот так вот с экрана телика прямо сюда, в их условно-комфортный мир?!

Когда страсти немного поулеглись и смена пришла к пониманию текущих обстоятельств, имеющих место там, наверху, и, следовательно, согласилась с ними, Снедалин собрал офицерский совет. Нетривиальная ситуация требовала нетривиальных же решений. Что на столе? Имеется война, но вот, они сидят под землёй уже неделю, вторая пошла. Никто не нападает, ракеты не летят. На улице — вон что, а связи с командованием — да и вообще связи — нет. Они одни, как в крепости, но есть Присяга, а кроме неё — семьи, которые непонятно где и неясно, что с ними. Дилемма! Офицерский долг требует — ждать и продолжать наблюдения и коррекции, мужской долг — бросить всё и нестись сломя голову к своим. Снедалин — старый опытный тигр, он к тому же неплохой психолог. Он видит, что творится на вверенном ему объекте с людьми. Приказывать? Он может, его уважают. Но как долго продержится бункер на его приказах? Сколько ещё? И кто первый попробует полковника на крепость?! А ведь попробуют! И что тогда? Ведь выход один — стрелять…

Бункер был построен так, чтобы смена могла находиться в нём сколь угодно долго. Сколь угодно — это конечно, утрировано. Но год — однозначно, а при известной экономии — все три. Для этого при строительстве объекта было предусмотрено, кажется, всё: несколько артезианских скважин и система водоподготовки, гигантские продовольственные склады, небольшой спортзал, сауна, комната отдыха. Офицеры на боевом дежурстве жили в отдельных небольших комнатах, в общем зале стоял бильярд. Мощная дублированная климатическая система поддерживала заданные параметры температуры и влажности, а в тысячелитровые подземные ёмкости было закачено топливо для генераторов. Снедалин понимал, что для функционирования станции оставшихся сорока двух человек не требуется. Вышло так, как вышло. Более того, этот социум, запертый под землёй, скоро начнёт представлять опасность. Опасность для самих себя. И эту опасность требовалось минимизировать. Самое важное в их ситуации вот что: они заперты тут до самого конца, каким бы он не был, и на какую-либо помощь сверху рассчитывать уже бессмысленно. Если бы государство сохранило контроль над ситуацией — помощь уже бы пришла, у них тут не вино-водочный киоск на перекрёстке, объект наивысшей категории важности. Значит, там, наверху, уже всё… А следовательно, они остались один на один со своей задачей, и никто другой её уже не выполнит. Для того, чтобы осуществлять порученные функции — слежение и коррекции — сорок человек уже не нужны. Людей надо отпустить раньше, нежели они попытаются уйти сами. Конфликт между присягой и ответственностью за родных — не абы что. Проблема, наверное, одна из самых сложных, которые вынужден решать офицер. Пусть идут. Ещё есть надежда на то, что возможно хоть кто-то из них может помочь своим. А заодно, если будет такая возможность, донести до людей наверху информацию об их обстановке. И кто знает?… Но он, Снедалин, останется на объекте до конца, и уже не важно, чем всё закончится.

Когда все отпущенные Снедалиным люди собрались и ушли, их осталось всего восемь. Сам Снедалин, майор Алексей Дуров, майор Николай Стругов, капитаны Кравцов и Лабазов, лейтенант Зорин, фельдшер Наум Шапиро и Михал Михалыч Ларин, инженер — техник. То, что фельдшер среди них специалист лишний, полковник понял немного позже. На пятьдесят втором году его, Снедалина, жизни здоровье уже начало показывать гримасы — тут тебе и давление, и аритмия, и очки уже с носа не снимаются, а то и остеохандроз разгуляется на погоду. Дело шло к тому, что скоро комиссия, закрывавшая до последнего времени по представлению командования глаза на его ситуацию, всё же отправит его «наверх». Конечно, таких специалистов, знающих свой «предмет», как Снедалин — единицы; потому и держат. Но годы идут, и день такой был уже не за горами. А тут просто чудесные превращения какие-то! Тонометр, который Снедалин приучился держать в своём тревожном чемодане, показывал ему последнюю неделю достаточно странные и неожиданные цифры: 125 на 75. Может, кто-то и хмыкнет; но надо принимать во внимание, что до последнего спуска на объект они были несколько иными — 140, а то и повыше, на 90. И это при том, что каждое утро Снедалин начинал с того, что принимал прописанную доктором пилюльку. Но вот что странно: пилюли успели закончится, а давление пришло в норму. И это не всё — уже пару дней назад полковник с удивлением обнаружил, что очки мешают ему читать и наблюдать за экранами. Очки он, не афишируя, убрал, но непонимание осталось… А затем и остальные ребята заговорили об этом. Здоровье, оно такое — люди о нём всё больше помалкивают, и поднимается вопрос лишь в двух случаях — кто-то серьёзно заболел, либо же, наоборот — чудесно излечился. Так вот этот, второй момент, и имел место в их замкнутом коллективе, а что уж совсем было удивительным — массово. То есть, каждый вдруг заметил улучшения; а ведь тайные болячки были у всех! Шапиро, с пристрастием осмотрев каждого, недовольно посмотрел на полковника:

— Что могу сказать? Здоровы, как дети. Не знаю уж, каков истинный генез этих изменений, но… Закончится всё — можете подавать заявления в отряд космонавтов. По здоровью пройдёте. Непонятным для меня остаётся одно: зачем вам тут я?!

Но если соматическая картина у людей, запертых уже не первый месяц под землёй, прогрессировала, то этого отнюдь нельзя было сказать о картине психической. Изоляция вообще не повод для пребывания человеческой психике на уровне, принятом нормальным, а уж изоляция под землёй под спудом долга, отсутствия информации, когда там, наверху, имеет быть война — раз, и зомбификация населения — два, будьте уверены, скажется на человеческой психике самым что ни на есть негативным образом. И вопрос не в том, скажется или нет. Вопрос в том — когда скажется. Рутинная деятельность также располагает к процессу, называемому специалистами деменцией. Иными словами — необратимыми изменениями личности под влиянием текущих факторов.