Валерий Кашпур - Сборник рассказов [СИ]

— А народ, какой там проживает?

— Народишко в нашей Яйве ядрёный, деды-прадеды кержаками были. Пришли на место старого вогульского стойбища, охотой пробавлялись, землицу распахали. Сейчас отвратились от ереси и самые что ни есть никониане.

Злобин откинулся на тюки и начал смотреть в июньское небо. Его казармы отдельной пулемётной роты в Перми теперь казались далеко-далеко, но всё равно, сердце жгло бремя долга, по сравнению с ним всё казалось забавой — неведомая гора, реки, леса.

На шитик они погрузились на безымянном перекате. Мужики подвернули порты и мигом перетаскали содержимое долгушек. Плаванье к деревне заняло два дня. Поначалу Злобин задирал голову, разглядывая живописные камни Чусовой, наслаждаясь простором. Но потом шитик свернул в Товыл, узкую, неглубокую речушку, берега которой густо заросли кустами. Навалилась мошкара. Мелких фурий не мог отогнать даже дым от кадила с шишками, которое поставили на носу. Они собирали свою кровавую дань до позднего вечера, когда им на смену приходили обычные комары. Это бедствие мешало насладиться красотами береговых скал и тихих тенистых заток, которые сменяли друг друга.

Злобин уже думал, что конца не будет путешествию, когда скалы с правой стороны отступили, а берег стал пологим, потянуло дымом и послышалось мычанье коров. На водопое стояло небольшое стадо. Бурёнки лениво пили воду, отмахиваясь от слепней. Деревушка была рядом, небольшая, с разбросанными домами-пятистенками, обросшими клетями. Подворья обнесены высокими заплотами, отчего каждый двор казался настоящей усадьбой. Невольно штабс-капитан поискал вогульскую гору и сразу её увидел.

Вдали, из левого, высокого, поросшего лесом берега выступала узкая беловатая громада. Она была похожа на гигантский форштевень, казалось, вот-вот, огромный корабль прорвёт деревья и выскочит во всей величавой красе.

Ещё два дня прошли в безделье для штабс-капитана. Остановились на постой у арендатора Шепелева и купец занялся делами. Мужики свозили тяжёлые бочонки мёда, приказчик принимал их, торговался, строчил цифрами в толстенной книге. Работники отмеряли ткань, отсчитывали заряды, выкладывали топоры и пилы. Раскосые глаза Шепелева поспевали уследить за всем этим, а его окрики падали каплями смазки в сложный механизм торговли.

Злобин чувствовал себя неуместным на ярмарке хозяйствования, уходил со двора к реке, смотрел на Минэн-Олэн. Странное чувство зарождалось у него в груди. «Кто я есть? Маленькая мошка, которая слепа, пуста. Тычусь в разные стороны, подгоняемый пустотой своих желаний, и никогда не могу их насытить. К этой горе слетались сотни мошек до меня. Они припадали жадно к её каменной плоти, пили жаркую силу надежд и разочарований и тогда для них наступал краткий миг благости. Кто-то решал за них. Тот батрак, вот он выпил чашу ужаса до дна, пролетая пещерный ад. А потом умер, потому что мысли о грядущей пустоте стали невыносимые. Что гора сделает со мной, даже если я выживу?»

Утро решающего дня они встретили на шитике по пути к Минэн-Олэн. Всё было позади — скрип пера на бумаге в доме старосты, стук колотушек при конопатке огромной бочки, берёзовые веники в жаркой бане.

Минэн-Олэн наползал неторопливо, с каждым взмахом вёсел. Вблизи стало видно, что река неспокойна у его основания. Невидимая сила вздымала воду из глубины, заставляла её ломать строгие ряды волн, расплываться на них огромной кляксой расходящихся в стороны потоков. Сбоку открылся пологий откос, заботливо очищенный от леса.

— Причалим там, Артём Кондратьевич. — Шепелев показал на каменистое основание откоса. — Место там глубокое. Как настроеньице, может чарку для сугреву?

— Нет, благодарю покорно.

Злобин отрицательно помотал головой. Он был при полном параде — выглаженный китель, начищенные сапоги, фуражка, портупея, ремень с кобурой. Не по чину офицер российскому погибать в партикулярном.

На гору они поднялись первыми, хотя купца и пришлось поддерживать, потому что подъём был крутоват. У чёрного зёва пещеры, откос был углублён в гору — лопатами сняли слой земли и камень был вырублен на сажень. Проём был большим, в него могла бы въехать целая долгушка. Кряжистые работники спустили вниз пеньковые канаты, бочку обвязали и споро втащили наверх. Вздули костерок и поставили на него котелок со смолой.

— Не передумали, Артём Кондратьевич? Гляньте-ка красота-то какая! — Шепелев указал на реку.

Действительно, утренние лучи солнца блестели на волнах плёса. На зелёном ковре лога, над домами деревни, струились дымки. Было что-то щемящее в пасторальном виде с высоты. Штабс-капитан окинул взглядом это великолепие и сжал губы. Не хватало ещё перед зипунами слабость показать.

— Давайте без промедления, Спиридон Матвеевич, мне ещё в Пермь возвращаться.

— У-ва-жаю! — Раздельно, сказал Шепелев и махнул рукой.

Злобину помогли подняться и спрыгнуть в нутро бочки. Изнутри она была оббита толстой овчиной в два слоя.

— «Как в желудке у мамонта». — Почему-то пришла штабс-капитану эта глупая мысль детства. Когда он был маленьким, всегда представлял, что у мамонтов и желудки мохнатые. Выпрашивал у кучера отца тулуп, завёртывался в него с головой и представлял, что его проглотило чудовище с бивнями.

Крышка над головой гулко чавкнула, становясь на место. Затем застучали колотушки, зашипела смола. Злобин пошарил в темноте, нащупал большой деревянный чоп, он затыкал отверстие с кулак величиной. С противоположной стороны, снаружи бочки, были прибиты тяжёлые плахи. Бочка должна была перевернуться в воде отверстием вверх. Он выдернул чоп, припал ртом, ему хотелось надышаться вдоволь в последний раз.

— Ээй, баарин, затворяйси, сейчас будем её набок воротить!

Голос снаружи был приглушён и, казалось, долетал откуда-то издалека. Злобин с размаху воткнул чоп на место и что было сил, упёрся в мягкие стенки. Вспомнил про наган, достал его, зажал в руке, снова упёрся.

Чёрный мрак вокруг него качнулся и со скрипом начал заваливаться. Потом завертелся в страшном водовороте, набирая ход. Страшная сила чудовищной ладонью начала вдавливать в овчины, вытесняя воздух из лёгких. Резкий удар — голова, несмотря на все старания, мотнулась и со всего размаху ударилась о темноту. В голове набатами загудели колокола боли. Удар! Ещё удар, на этот раз откуда-то сверху, сгибающий тело. Наган вылетел под ноги. Не вращение, а беспорядочные толчки. Тело кажется горошиной в погремушке безумного шута. Открытым ртом прямо в овчину. Он непроизвольно сжал зубы и вырвал клок из обивки. Выплюнул, во рту противный привкус крови. Губы, наверно, всмятку. Когдааа! Когда, это кончится, господиии! Всплеска он не услышал, просто, как будто, копна сена приняла его. Податливая и упругая, она остановила пляску тела, плавно перевернула несколько раз, потом лениво качнула и успокоилась. Злобин лежал, не смея пошевелиться. Что это? Несёт ли его, или он застрял где-то под водой в гроте? Воздуха внутри бочки было ещё достаточно, но почему-то мысли заставили начать задыхаться. Злобин лихорадочно зашарил вокруг себя. «Нет, чёрт, это револьвер». «Ну, где? Где же тыы скотинааа!». Наконец он сообразил, что надо ощупать стенки сверху. Чоп нашёлся, и штабс-капитан рванул его. Свет! Он будет жить!