Линкольн Чайлд - Волчья луна

Ясно одно: Джессап шел по пути открытия, которое следовало бы сделать самому Логану, если бы он был честен с собой, уже основываясь на пояснениях Лоры Фивербридж: «А потом он опубликовал те две последние статьи… но сделал это преждевременно, издав их без моего ведома, давая в тексте многочисленные обещания, не подкрепленные, однако, научными обоснованиями и соответствующими экспериментальными данными. Подозреваю, что он хотел лягнуть своих очернителей, пытаясь доказать свою правоту. Но результат получился противоположный тому, на который он рассчитывал, – его подвергли еще более суровому научному осмеянию. И вот тогда он… попытался покончить с собой».

Ему сразу же следовало, теперь осознал он, ознакомиться с упомянутыми ею статьями – хотя бы ради объективного понимания. Но, с другой стороны, в то время его слишком потрясли как фактическое продолжение жизни якобы погибшего отца, так и представленные ему результаты лабораторных опытов, чтобы придать должное значение упоминанию о последних публикациях исследователя.

Логан усиленно размышлял о том, что же именно обнаружил Рэндалл и что он собирался рассказать ему в «Уголке Фреда». Собирался ли он открыть Логану глаза на темные делишки Фивербриджей? Мог ли он узнать, что отец все еще жив? Нет… вряд ли. Что же тогда Джессап так спешно, не дожидаясь сегодняшнего утра, хотел сообщить? Логан вздохнул: теперь уж вряд ли он сам узнает что-то наверняка. Хотя минутку: на последней странице ежедневника Джессапа имелась еще одна краткая запись… наименее понятная. « Олбрайт: Ф. и Блейкни ».

Голоса, доносившиеся из гостиной, стали громче; вновь послышался звук открывшейся двери. Логан быстро встал со стула, отодвинув его от письменного стола. Он подумал, не стоит ли закрыть на компьютере окна браузера, но оставил все в прежнем состоянии из уважения к памяти погибшего друга. Через минуту на пороге кабинета появилась Сюзанна. Глаза ее еще больше покраснели, по лицу блуждала печальная улыбка. В глубоко тревожных размышлениях Логан проследовал за ней обратно в гостиную.

Примерно через полчаса Джереми покинул дом Джессапа в состоянии непреходящего внутреннего беспокойства. Мельком глянув на себя в зеркальце заднего вида, он задумался о том, какие же дела он закончил, а какие дела закончить еще надо. Свою монографию он действительно завершил. Но Джессап, который просил его лично разобраться в странных обстоятельствах недавних убийств, по-прежнему взывал к нему – только теперь его голос стал тише, и Логан больше не мог видеть друга. Просьба, однако, осталась – и сама смерть рейнджера придала ей новую актуальность, которую Джереми больше не мог игнорировать.

Поэтому он проехал мимо поворота к творческому пансионату «Облачные воды», следуя дальше по шоссе 3 и, свернув на трассу 3А, направился в сторону Пиковой ложбины. Не доезжая нескольких миль до поселка, он остановился перед сельской треугольной постройкой, отступившей от шоссе в глубину лесного массива с припаркованным на подъездной дорожке красным пикапом.

Олбрайт открыл дверь почти сразу, после второго стука. Казалось, он поджидал какого-то гостя. И при виде Логана в его ясных голубых глазах не отразилось и тени удивления. Не произнеся ни слова, он жестом предложил Логану сесть на одно из самодельных кресел, после чего и сам сел напротив него. Он вырезал что-то из сосновой плашки большим охотничьим ножом и, приглядевшись повнимательнее, Логан заметил очертания женщины в длинных одеждах, очевидно, с лирой в руках.

– Эвтерпа? – рискнул предположить он.

– Да, – кивнув, признал Олбрайт, – муза лирической поэзии.

Срезав еще несколько стружек, он положил нож и незаконченное резное изделие на пол возле своего кресла.

– Вы слышали о Рэндалле Джессапе? – спросил Логан.

Олбрайт кивнул. Несмотря на холодную погоду, он носил легкую полотняную рубашку с закатанными рукавами, и, когда поскреб пальцами свою густую белую бороду, на его предплечье вздулись крепкие мускулы.

– Я чертовски расстроился из-за этого.

Джереми не знал, с чего лучше начать. Он не сомневался, что Олбрайт связан с его поисками, но не мог даже предположить, как именно связан и захочет ли с ним откровенничать этот грубоватый и сдержанный охотник.

– Он звонил мне вчера вечером, – сказал Логан, – занимался расследованием недавних убийств, разумеется… и, как я уже упоминал, просил меня заняться тем же. Проведя некоторые изыскания, я сказал ему, что вряд ли чем-то смогу помочь. Но он обнаружил что-то… видимо. И хотел срочно встретиться со мной в «Уголке». Хотел что-то сообщить мне.

Олбрайт продолжал молчать, он просто слушал, вяло почесывая бороду.

– Я заезжал к нему домой сегодня утром, постарался по возможности утешить Сюзанну. И пока торчал там, на глаза мне случайно попалась записная книжка Рэндалла – та, в которую он заносил все свои замечания. Последние записи показались мне очень интересными. В них упоминалось мое имя. Наряду с именем Чейза Фивербриджа. А заехал я к вам из-за последней записи. Она гласила: «Олбрайт: Ф. и Блейкни».

Олбрайт перестал почесываться, и его рука упала на грубую ткань рабочих брюк.

– Рэндалл был хорошим парнем. И хорошим рейнджером. Философски настроенным, это помогало ему понимать то, чего не могли понять простые рейнджеры… помогало задавать трудные вопросы, необычные вопросы. – Он помедлил немного, казалось, окинув Логана оценивающим взглядом, и добавил: – Вчера он заехал повидать и меня тоже. Он заглядывал ко мне время от времени: если появлялись проблемы, которые он хотел обсудить с объективным слушателем – таких трудно найти в наших краях, – или просто поговорить о поэзии или о привлекательности лесной жизни. Но вчера он заехал не просто поболтать. Он приехал, озабоченный вопросами. О Лоре Фивербридж. О вас тоже. И об этих Блейкни. И я рассказал ему обо всем.

– О чем рассказали?

Олбрайт взял с пола нож и начал острым концом чистить ногти.

– Видимо, мне стоит рассказать и вам… учитывая обстоятельства. Рэндалл погиб; сам он уже не сможет ничего рассказать вам. Понимаете, еще с обнаружения самого первого тела я пытался оставаться в стороне от всей этой неразберихи. И как я говорил вам в нашу первую встречу: в детстве и после возвращения сюда я слышал много весьма странных сказок про лесную глушь, но последние убийства… они, скажем так, не имели ничего общего со «сказками». Они казались мне какими-то иными. Я не смог подобрать более точного определения. То есть не просто жестокими, ужасными и странными, но именно иными .

Иными. Джессап тоже упоминал об инаковости в тот вечер, когда впервые описывал эти убийства в коттедже Логана. И то же самое слово уже не раз приходило на ум самому энигматологу.